Долгий путь скомороха. Книга 2

22
18
20
22
24
26
28
30

– Даже и не знаю, что тебе ответить, боярыня Мирослава, – хмуро пожал плечами тот. – Вроде уже столько лет я его знаю, ан иногда из него такое незнакомое что-то покажется, что сам диву даюсь. Вот и сейчас даже не берусь судить, что это было. Только одно ясно, что о чём-то таком у него был с кем-то разговор, что его враз перевернуло.

– Я тебя сейчас отвезу до терема, Никифор. А сама вернусь и выясню, с кем и о чём он говорил, – твёрдо заявила Мирослава.

– Выяснить-то, конечно, можно, – нехотя кивнул старик Никифор и вздохнул: – Да только понравится ли ему то, что ты собираешься сделать?

– Я готова сделать всё для дорогого мне человека, – решительно произнесла она, сверкнув глазами.

– Не слишком ли быстро стал он для тебя дорогим? – как-то странно посмотрел на неё старик Никифор.

– Это ты о чём сейчас, Никифор? – удивлённо глянула на него в ответ Мирослава.

– Я хочу сказать, что не стоит он тебя, – неожиданно произнёс старик Никифор, отведя взгляд куда-то в сторону.

– Что-о?! Ты же ему друг! – поразилась его словам попутчица.

– Ещё раз повторяю, боярыня Мирослава, что он тебя не стоит! И готов повторить это ещё много раз, – уже, глядя прямо ей в глаза, убеждённо произнёс старик Никифор. – Я его знаю много лет и сразу хочу предупредить, что у тебя с ним ничего серьёзного не получится. Ты же ему вон чуть ли не в матери годишься по годам-то. Я же вижу! И я вижу, как он к тебе относится.

– И как же?

– У него баб было немеренно. И ещё будет столько же. Таких, как он, может угомонить только гробовая доска. Ты для него – одна из этих баб.

Мирослава что-то хотела возразить, но, поперхнувшись, замолчала. Потом она подняла потемневшие от обиды глаза чайного цвета и, упрямо качнув головой, произнесла: – Я всё понимаю и про себя, и про него. Может быть он – моё последнее бабье счастье. И я буду рядом с ним столько, сколько он позволит. И буду наслаждаться каждым мгновением, что смогу провести рядом с ним. Поэтому я сейчас поеду обратно в монастырь и всё выясню. А тебе, Никифор, после этого разговора, сам понимаешь – лучше не задерживаться в моём доме. Придумай причину и утром уезжай к своим.

– Хорошо, – кивнул старик Никифор, поджав сухие губы. – Тебе же хотел как лучше. Чтобы потом себе локти не кусала.

– Это я без тебя разберусь, Никифор. И хорошо, если Ратмир не будет знать об этом разговоре, – неприязненно глядя на него, произнесла уверенным тоном Мирослава.

– Как знаешь, – опять сухо кивнул старик Никифор и замолчал, глядя в окошечко повозки.

Солнце уже садилось на горизонте, и невысокие заросли кустарников по берегу небольшого чистого озерца бросали на землю длинные тени. Птицы ещё щебетали в предчувствии вечернего сумрака. Лёгкий ветерок заставлял покачиваться и шуршать быстро пожелтевшую от пережитой засухи листву. Подросшие птенцы болотных уток, покрякивая, стремительно рассекали прозрачную водную гладь озера. Бездонное синее небо отражалось в лёгкой ряби создаваемых ими волн. Там же, в вышине проносились ласточки, обещая на следующий день ясную погоду.

И всё бы казалось столь безмятежным и прекрасным, если бы эту идиллию не нарушали чьи-то глухие рыданья и стоны. И невесть откуда взявшаяся серо-рыжая белочка с лесным орехом в лапках, сидя на верхушке невысокого деревца, с удивлением смотрела сверху вниз на распростёртого на земле лицом в желтеющую траву черноволосого мужчину, чьи широкие плечи содрогались в рыданиях, а длинные сильные пальцы бессильно царапали травянистую землю…

Глава 16

– Как же ты напугал меня, Ратмирушка! Я всё боялась, что ты уже не вернешься ко мне, – прошептала Мирослава, нежно обнимая лежавшего на спине молодого мужчину и поглаживая его по мускулистой руке. Её голова лежала у него на груди, и она чутко прислушивалась к тому, как ритмично и гулко бьётся его сердце.

– Прости, милая. Я это не со зла, – тихо произнёс Ратмир, перебирая пальцами густые пряди её волос. – Постараюсь, чтобы такого больше не повторилось.