Этот гул сдавливал голову Джессики изнутри. Она чувствовала, как пульсируют ее виски. Должна убить… Убить… Убить!..
Нет! Перед глазами всплыла картина из детства и стала такой явной, будто Джессика Харт смотрела фильм о маленькой девочке в телевизионном экране. Эта девочка играла на крутом берегу реки в куклы со Сьюзи, дочкой фермера Теренса, что жили по соседству с Джонсами. На траве был разложен широкий плед. На нем лежали игрушки, две бутылочки лимонада и еще рядом стояла маленькая плетеная корзинка с сандвичами, завернутыми в газету. Маленькая Джессика, одетая в те же шортики и маечку, в которых бежала через кукурузное поле в тот злополучный, ненастный день, спасаясь бегством от живого мертвеца, что-то говорила своей подружке и изредка показывала пальцем на обрыв берега бурной реки Вайя. Та послушно кивала, соглашаясь со словами Джессики, и с каждым мгновением глаза ее все сильнее затягивала пелена некой восторженности и обожания. Затем она отложила в сторону кукол, поднялась с травы и зашагала прямо к обрыву, слегка покачиваясь на ходу, подобно стрелке маятника. Через мгновение Сьюзи просто спрыгнула в бушующую потоком бездну на мокрые спины каменных валунов, торчащих из воды, словно черепашьи панцири. Когда нашлось набухшее от воды тело Сьюзи, так не похожей на себя, поседевший в один миг Теренс все время твердил о несчастном случае и жалком отцовстве, произнося эти четыре слова как заклинание от тоски и скорби до самого дня похорон, и все больше и больше сходил с ума. В конце концов его обнаружили в собственном сарае болтающимся в петле, а кожа его уже была покрыта трупными пятнами.
— Бред, бред… — качала головой Джессика, пытаясь отбросить прочь и забыть нахлынувшее воспоминание. — Это была не я. Я другая. Не могла такой быть. Я не верю…
— Кому это ты не веришь, а? — поинтересовалась Кэтти Боумбленд, упитанная работница заправки, делая солидную затяжку сигареты.
На свое удивление, Джессика уже добралась до заправки. Кэтти стояла у входа снаружи.
— Что? Да так… — слегка смутилась Джессика, но уже через мгновение собрала волю в кулак, мысленно дала пинка под зад маленькой коварной Джессике, застывшей на берегу реки с куклами в руках и скривила губы: — Привет, большая Кэтти.
— Я просила не называть меня так, Джесс, — тяжело вздохнув, недовольно сказала Кэтти и выпустила изо рта колечко дыма. — Ты же знаешь, что у меня болезнь, эта…
— Да знаю, знаю… Во всем виноваты гены папаши, а не жареные крылышки с соусом на ужин и море сладкой газировки в любое время дня и ночи! Я помню. И я же по-доброму…
— Не верю я в твою доброту, худая ты тростина! — съязвила Кэтти, продемонстрировав ядовитую улыбку.
— Толстуха! — с той же иронией ответила Джессика, и тут же перешла на серьезный тон: — Миссис Миллс у себя? Она просила меня здесь все убрать.
— У себя. И уборка очень кстати. Мне приходится перешагивать через бардак и каждый раз, делая шаг, бояться, что я вот-вот оступлюсь и шлепнусь прямо в лужу разлитой «кока-колы». Понимаешь…
— Понимаю, конечно. С такими пышными формами можно и на ровном месте весьма неуклюже опрокинуться… — не удержавшись поддать очередную порцию перца, захихикала Джессика.
— А-ну, пошла, сучка. Убирай все!
— Не переживай, моя дорогая! Как только наведу порядок на витринах — дам знать. Понимаю, в беспорядке так тяжело отыскать большой хот-дог и сладкий молочный коктейль, не споткнувшись о собственную ногу! — Широко улыбаясь, Джессика послала раскрасневшейся от обиды Кэтти воздушный поцелуй и открыла дверь в магазинчик.
— Я расскажу миссис Миллс о том, что ты воруешь спиртное у нее под носом, — услышала Джессика за своей спиной шепот Кэтти. — Думаешь, я об этом не знаю, сучка?
— Вот как. Только попробуй, пожалеешь, — прищурила гневно глаза Джессика, отпустив ручку дверцы магазина, так и не войдя внутрь. Та мягко захлопнулась. — И поверь мне, я тебя размажу по асфальту, словно отбивную, толстуха Кэтти.
— Эй, Вонючка, а ну-ка слезь со стола. Там для тебя ничего нет! — крикнула Джессика в пространство грязной кухни из такой же неухоженной гостиной. Растрепанный худой кот тут же внял голосу хозяйки, в котором проскакивали нотки угрозы, и спрыгнул на пол. — Так-то лучше. Приносишь на лапах всякую грязь с улицы, черт бы тебя побрал, дворняга!
Был поздний вечер. Джессика лежала на маленьком диванчике, подложив под голову две подушки, и медленно потягивала виски прямо из бутылки. В пыльное окно второго этажа заглядывал свет уличного фонаря, добавляя толику света к свечению тусклой лампочки под потолком. Отпив из бутылки еще несколько глотков, она поднялась на ноги и, не выпуская стеклянной тары из руки, подошла к окну, чтобы задернуть шторы. Глаза ее уже смыкались от усталости и количества выпитого этим вечером. Но, прикоснувшись к ленте, стягивающей штору в углу окна, она вдруг заметила какое-то движение возле пустующего коттеджа по соседству. Кто-то грузно ввалился внутрь, с шумом захлопнув за собой дверь. Джессика успела углядеть лишь ногу, исчезающую в темноте дверного проема. Она нахмурилась. «Не слышала, чтобы новые хозяева въехали в этот дом… — подумала она. — Может бездомный или наркоман? Да и бес с ними…» Во мраке окна она увидела мелькнувший силуэт, что тотчас же растворился во тьме. «А может пугнуть как следует этого засранца? — пришла ей на ум странная идея. — Пусть струхнет раз-другой…»
Приняв решение на бурлящей от алкоголя крови, Джессика натянула кроссовки на босые ноги и вышла в коридор подъезда. Остановившись возле соседней квартиры, она на миг замерла, прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за двери. Все тихо. Сварливая соседка миссис Миллер и по совместительству она же хозяйка квартиры, которую снимала у нее Джессика, уже, должно быть, крепко спала.
Джессика проскользнула тенью по лестничным пролетам и выбралась на улицу. В нос ей ударили вечерние запахи, сладковатые и свежие. Поглядев по сторонам, она тихонько прошмыгнула за калитку дома, сад которого порос высокими сорняками. Стараясь как можно тише шелестеть травой, она ступила наконец на высокий порог и остановилась перед дверью. Еще раз стрельнув глазами по округе, она занесла кулак над головой, чтобы стукнуть по дверному полотну, но тут за ее спиной раздался сердитый возглас: