— Нет, — сказала я.
Я хотела пойти вперед, но Лидия удержала меня.
— Прости за все, — прошептала она. — Я не пыталась спасать себя. Клянусь. — Она потускнела и почти растворилась, потом проявилась снова. Так моргает человек, который изо всех сил пытается не уснуть. — Мне… мне пора идти.
И она исчезла.
Я села, согнувшись пополам. Меня охватил шок.
Куда исчезла Лидия? В порядке ли она? Или я заставила ее взяться за то, к чему она не была готова, и…
Неужели я сделала это еще раз? Неужели опять убила ее?
Мои спутанные, свалявшиеся волосы свисали, загораживая мне лицо. Мои руки были в порезах и царапинах, но я ничего не чувствовала.
Мир казался пустым и бессмысленным. Даже пейзаж, окружавший меня, был каким-то чужим и враждебным — зубчатые пики скал, выдававшиеся из земли, шероховатые, каменистые утесы и склоны холмов, покрытые кактусами и сорняками, острыми как нож.
Больше не было смысла думать о худшем и бояться его.
Я уже жила в самом страшном кошмаре.
Через несколько минут я заставила себя подняться и пойти вперед. Нужно было найти Эллиот. Я верила словам Лидии, что ее уже не спасти, но все равно должна была увидеть ее своими глазами. Так что я пошла вперед и хромала вниз по тропе, пока не нашла более пологий склон, который привел меня к узкой лощине. Каждый шаг отзывался болью в лодыжке.
Я заметила ее тело за пару десятков метров. Оно безжизненно лежало на каменистой земле. Ее челюсть приоткрылась, руки были раскинуты в стороны. Она была мертва.
Я встала на колени рядом с ней и убрала прядь волос, которая упала ей на глаза.
Она выглядела так безмятежно — и это было абсолютно неправильно.
Потому что безмятежность была не для Эллиот. Эллиот должна была светить и сверкать, как бенгальский огонь.
— Прости меня, — сказала я тихим голосом, как будто мы с ней вели трудный разговор.
Но, конечно, никаких разговоров больше не будет.
Внезапно ее рука дернулась и схватила меня за запястье.
Ее глазницы уступили место темным пятнам. Она оскалила зубы и притянула меня к себе.