813

22
18
20
22
24
26
28
30

Войдет ли он в здание дома номер 3? Люпену страшно этого хотелось, поскольку это стало бы бесспорным доказательством его сообщничества с бандой Альтенхайма; однако мужчина повернул и вышел на улицу Делезман, по которой проследовал за велодром Бюффало.

Слева, напротив велодрома, среди сдающихся в аренду теннисных кортов и окаймляющих улицу Делезман домишек, стоял уединенный флигелек, окруженный небольшим садом.

Леон Массье остановился, достал связку ключей, открыл сначала калитку сада, потом дверь флигеля и исчез.

Люпен осторожно подошел поближе. Он сразу же отметил, что дома на дороге Револьт шли до самой стены сада.

Подойдя еще ближе, он увидел, что стена эта очень высокая и что к ней прислоняется сарай, построенный в глубине сада.

По месторасположению он уяснил, что этот сарай примыкает к другому, тому, что стоит в последнем дворе дома номер 3 и служит складом для Старьевщика.

Таким образом, Леон Массье проживал в доме, прилегающем к помещению, где собирались семеро из банды Альтенхайма. Следовательно, Леон Массье и был верховным главарем, который руководил этой бандой, и, очевидно, общался со своими сообщниками, используя проход между двумя сараями.

– Я не ошибся, – сказал Люпен. – Леон Массье и Луи де Мальреш – это одно и то же лицо. Ситуация упрощается.

– Здорово, – одобрительно отозвался Дудвиль, – и через несколько дней все будет улажено.

– То есть я получу удар стилетом в горло.

– Что вы такое говорите, патрон? Что за идея!

– Ну, как знать! У меня всегда было предчувствие, что это чудовище принесет мне несчастье.

Отныне речь, можно сказать, шла о том, чтобы сопутствовать жизни де Мальреша таким образом, дабы ни одно из его движений не осталось неизвестным.

Эта жизнь, если верить людям квартала, которых расспрашивал Дудвиль, была наистраннейшая. Тип из флигеля, как его называли, проживал там всего лишь несколько месяцев. Он ни с кем не встречался и никого не принимал. Никакого слуги у него не видели. И окна, притом даже ночью широко открытые, всегда оставались темными, ни свеча, ни какая-нибудь лампа не освещали их.

Впрочем, большей частью Леон Массье уходил на закате дня и возвращался очень поздно – на рассвете, уверяли люди, которые встречали его с восходом солнца.

– А известно, чем он занимается? – спросил Люпен своего приятеля, когда тот присоединился к нему.

– Нет. Его существование совершенно неупорядоченно, иногда он исчезает на несколько дней… или, вернее, остается взаперти. Словом, никто ничего не знает.

– Ну что ж, а мы узнаем, и причем скоро.

Люпен ошибался. После недели расследований и непрерывных усилий никаких новых подробностей об этом странном типе он не узнал. Из необычайного происходило лишь то, что когда Люпен следовал за этим мужчиной, он, неспешно передвигавшийся по улицам, никогда не останавливаясь, каким-то чудом внезапно исчезал. Иногда он использовал, конечно, дома с двойным выходом. Но в других случаях он, казалось, растворялся посреди толпы, словно призрак. И Люпен оставался на месте, окаменевший, ошеломленный, охваченный яростью и смятением.

Он тотчас бежал на улицу Делезман и вставал на стражу. Минуты шли за минутами, часы за часами. Проходила часть ночи. Потом появлялся этот загадочный человек. Чем он мог заниматься?