813

И сразу же Люпен нашел оправдание: безумие. Она была безумной. Сестра Альтенхайма и Изильды, дочь последних Мальрешей, сумасшедшей матери и пьяницы-отца, она сама была безумной. Странной безумной, безумной со всей видимостью разума, но все-таки безумной, неуравновешенной, больной, за пределами естества, поистине чудовищной.

С непререкаемой уверенностью он это понял! То было безумие преступления. Одержимая единственной целью, к которой шла машинально, она убивала, алча крови, лишенная сознания и страшная.

Она убивала, потому что чего-то хотела, убивала, чтобы защититься, убивала, чтобы скрыть свое убийство. Но убивала еще и для того, чтобы убить, и это главное. Убийство удовлетворяло ее внезапные и непреодолимые желания.

В определенные моменты жизни, при некоторых обстоятельствах, перед лицом какого-то существа, ставшего вдруг противником, необходимо было, чтобы ее рука наносила удар.

И она наносила удар, вне себя от ярости, жестоко, неистово.

Странная, безумная, не отвечающая за свои убийства и вместе с тем столь здравая в своем ослеплении! Столь логичная в своем душевном смятении! Столь сообразительная в своей нелепости! Какая ловкость! Какое упорство! Какие комбинации, отвратительные и вместе с тем восхитительные!

И в мгновенном видении Люпен с необычайной проницательностью разглядел длинный ряд кровавых историй и разгадал таинственные пути, по которым следовала Долорес.

Он видел ее, оказавшуюся во власти проекта мужа и одержимую этим проектом, о котором, очевидно, она знала лишь частично. Он видел ее, тоже разыскивающей того самого Пьера Ледюка, которого преследовал ее муж, дабы выйти за него замуж и вернуться королевой в то маленькое королевство Вельденца, откуда постыдно были изгнаны ее родители.

И он видел ее в «Палас-отеле», в номере ее брата Альтенхайма, в то время как считали, что она в Монте-Карло. Он видел, как она на протяжении долгих дней следила за мужем, пробираясь вдоль стен, растворяясь в потемках, незамеченная и неразличимая в своем сумрачном одеянии.

И однажды ночью, обнаружив господина Кессельбаха связанным, она нанесла удар.

И утром, под угрозой быть разоблаченной лакеем, она нанесла удар.

А час спустя, под угрозой быть разоблаченной Шапманом, она увлекла его в номер своего брата и тоже нанесла удар.

Все это – без жалости, свирепо, с дьявольской ловкостью.

С такой же точно ловкостью она переговаривалась по телефону с двумя горничными, Гертрудой и Сюзанной, которые только что прибыли из Монте-Карло, где одна из них исполняла роль своей хозяйки. И Долорес, снова надев женскую одежду и выбросив белокурый парик, делавший ее неузнаваемой, присоединилась к Гертруде в ту минуту, когда та входила в отель, и сделала вид, будто она тоже только что приехала и еще не знает об ожидавшем ее несчастье.

Непревзойденная притворщица, она изображала супругу, чья жизнь разбита. Ее жалели. Ее горе оплакивали. Кто мог ее заподозрить?

И тогда началась война с ним, Люпеном, та жестокая война, та неслыханная война, которую она вела по очереди против господина Ленормана и князя Сернина, днем – на шезлонге, болезненная, изнемогающая, а ночью – неустанно бегая, неутомимая и ужасающая.

То были дьявольские комбинации, когда Гертруда и Сюзанна, запуганные и порабощенные, и та и другая, служили ей посланницами, возможно, вроде нее переодеваясь в мужскую одежду, как в тот день, когда прямо во Дворце правосудия бароном Альтенхаймом был похищен старик Стейнвег.

То был целый ряд преступлений. Утопленный Гурель. Зарезанный Альтенхайм, ее брат. О! Беспощадная борьба в подземных переходах виллы «Глицинии», невидимая работа чудовища во тьме – сегодня все это становилось таким ясным!

И это она сорвала с него маску князя, она донесла на него, она бросила его в тюрьму, она разрушала все его планы, расходуя миллионы, чтобы выиграть битву.

Дальше события разворачивались стремительно. Сюзанна с Гертрудой исчезли, они, безусловно, мертвы! Стейнвег убит! Изильда, сестра, убита!