813

О, разве мог он не содрогнуться от сочувствия, поскольку, сойдясь лицом к лицу с ней, теперь он был убийцей, а она лишь жертвой?

– Долорес… Долорес… Долорес…

Рассвет застал его сидящим возле мертвой, он вспоминал и раздумывал, а губы его тем временем произносили скорбные звуки… Долорес… Долорес…

Однако необходимо было действовать, а при подобном крахе его замыслов он уже не знал, в каком направлении действовать и с чего начать.

– Прежде всего закроем ей глаза, – сказал он себе.

Пустые, заполненные небытием, эти прекрасные с золотинкой глаза все еще сохраняли грустную ласку, придававшую им такое очарование, возможно ли, чтобы они были глазами чудовища? Перед лицом неумолимой действительности Люпен, несмотря ни на что, все еще не мог соединить в одном персонаже эти два существа, образы которых были столь несовместимы в его помыслах.

Поспешно наклонившись над ней, он опустил длинные шелковистые ресницы и прикрыл жалкое, сведенное судорогой лицо.

И тут ему почудилось, будто Долорес отдаляется, а здесь, рядом с ним – черный человек в своем темном платье, в обличье убийцы.

Он решился коснуться этого человека и пощупал его одежду.

Во внутреннем кармане находилось два бумажника. Он взял один из них и открыл его.

Сначала он обнаружил письмо, подписанное Стейнвегом, старым немцем.

В нем содержались такие строки:

Если я умру прежде, чем открою ужасный секрет, пусть знают: убийца моего друга Кессельбаха – его жена, ее настоящее имя Долорес де Мальреш, она сестра Альтенхайма и Изильды.

Инициалы Л и М относятся к ней. Никогда в семейной жизни Кессельбах не называл жену Долорес, именем скорби и боли, он звал ее Летиция, что означает радость. «Л» и «М» – Летиция де Мальреш – таковы были инициалы, украшавшие все подарки, которые он дарил ей, например, портсигар, найденный в «Палас-отеле» и принадлежащий госпоже Кессельбах. Во время своих путешествий она приобрела привычку курить.

Летиция! Она действительно была его радостью в течение четырех лет, четырех лет обманов и лицемерия, когда она готовила смерть того, кто любил ее с такой добротой и доверием.

Возможно, я должен был заговорить сразу же. У меня не хватило на это духу в память о моем старинном друге Кессельбахе, чье имя она носила.

И потом, я боялся… В тот день, когда я разоблачил ее во Дворце правосудия, я прочел в ее глазах свой смертный приговор.

Спасет ли меня моя слабость?

«И его тоже, – подумал Люпен, – его тоже убила она!.. Черт возьми, он слишком много знал!.. Инициалы… Это имя – Летиция… тайную привычку курить…»

И ему вспомнилась последняя ночь, этот запах табака в комнате.