Двери открываются

22
18
20
22
24
26
28
30

– По Ателье ходит байка про швею, которая однажды шила с помощью нити Ариадны. Ну, знаешь, в меру мифической. В меру метафорической, – Рахи снова фыркнул. – Как по мне, чушь полнейшая. А вот супруги, которые работают вместе и друг из друга веревки вьют, – это уже куда логичнее. И удобно! Кто-то всегда рядом. И медовый месяц можно раскидать так, что посмотришь не просто весь мир. Турагентам такого и не снилось.

Уля подумала о его родителях, которые чаще видели будущее, чем своих детей. О них ей и самой говорить не хотелось: казалось, у них как раз прекрасно выходило вить друг из друга веревки. Главное – чтобы не из Рахи и его брата.

Шов начал исчезать – тоже медленно, словно кто-то старательно стирал его огромным ластиком.

– Мы не работаем в одиночку, кстати, – добавил Рахи, выписав рукой в воздухе неопределенную фигуру. – Это просто я такой счастливый, угодил прямо в узел каких-то аномалий даже без ножниц за пазухой. Никого не спросив. Никому не сказав.

Он еще немного помолчал, а потом с напускной строгостью добавил:

– Никогда так не делай, кстати. Это только в кино неподчинение начальству выглядит круто. Все эти «Я забираю ваш значок, вы отстранены» и «Как будто меня это остановит!» Не знаю, смогу ли после этого прыгать один…

– Начальство? Я думала, это семейный бизнес?

– Что совсем не помешало мне передать его в руки тех, кто соображает куда лучше моего. Я предпочитаю шить.

Рахи замолчал. Еще пару минут они провели в благословенной тишине. Фиолетовые шерстяные нитки – Уля полагала, что это была ее часть разговора, раз она прекрасно их видит, – продолжали висеть на уровне ее глаз.

Еще через какое-то время Уля поднялась и подошла поближе. Прищурилась. Попыталась заметить момент, когда очередной стежок растворялся в… просто растворялся.

– Не стоит ее лишний раз трогать, – Рахи тоже поднялся, его шрамы сделались совсем тонкими и бледными. – Мы немного спотыкались, так что лучше бы…

Он осекся.

* * *

Стрела была быстрой.

Уля сказала бы, что быстрой, словно пуля, хотя это, конечно, было невозможно. Стрела могла быть быстрой, как стрела, и этого оказалось достаточно. Она вылетела из слегка разошедшегося шва, разорвав фиолетовую нить, и Уля только успела услышать ее свист. А затем – странный хруст, с которым она вошла в плоть.

Но не в ее. Улю оттолкнули в сторону так быстро, что она не успела даже моргнуть. Боль разлилась от плеча и дальше, повсюду, куда смогла дотянуться. Уля с трудом выдохнула – ощущение походило на то, что она испытала, упав с дерева и ударившись солнечным сплетением. Однажды давным-давно, когда играла во дворе во что-то выдуманное и далекое от вечно разрытой ямы с трубами, стекла под окнами и холодных, как склепы, подъездов.

– Не вставай! – прохрипел Рахи, и Уля, которая успела приподнять голову, тут же ее опустила.

В ушах звенело. Или нет?

Уля сфокусировала взгляд на прорехе, которая медленно открывалась, словно глаз проснувшегося гиганта. Над их головами просвистела еще одна стрела и ударилась в стену, раскрошив дешевую побелку. «Вот тебе и современный офисный центр», – подумала Уля и попыталась поймать взгляд Рахи.

Он лежал на спине – грудная клетка быстро поднималась и опускалась. Кусок дерева, торчащий где-то в опасной близости от его шеи, был красным.

Нет. Уля прищурилась. Краснота тут же сузилась до начерченных на стреле кругов. С таким цветом это должна быть довольно опасная стрела. И вроде бы знакомая… Где она могла видеть такую? В книжке? На фотографии? Воспоминание пронзило ее, словно та же стрела: в краеведческом музее была выставка, посвященная местным курганам. Древний народ, который жил здесь когда-то. Боевая принцесса с топором наперевес, которая вела их к победе[2]. И море красного – на одежде, на оружии, на руках…