Говорить о работе Уля не особо любила, зато делиться фактами, найденными в ходе очередного копания в материале, – пожалуйста. О чем ей стоило рассказать? О том стеклянном заводике, на котором был тайный ход до ближайшего дворянского поместья? О ржавеющей посреди леса статуе древней богини, которую сделал один эксцентричный художник во второй половине прошлого века? Или о том случае, когда Уля свернула не в ту подсобку на праздновании Нового года и ушла с телеканала?
– Хуже, чем я представляла, – ответила Уля и мысленно чертыхнулась, потому что опять ни капли не соврала. – Но лучше, чем отзывались знакомые.
– Надо же, – на этот раз Рахи шил куда медленнее; казалось, что иголка входит не в ткань, а в масло. – Я примерно то же думаю о своей.
Между ними повисла секундная пауза, и они заговорили одновременно.
– Ладно, это была не самая лучшая идея…
– Как вообще вышло, что ты работаешь в ателье?
Уля так торопилась, что забыла произнести «Ателье» как надо – с большой буквы. Рахи скрипнул зубами, но ответил сразу же:
– Семейный бизнес… – дыхание его становилось тяжелее, а высохшие было волосы мокли от пота. – Можно даже сказать, наследный… Не как с королями, конечно, потому что мой старший брат развернулся и ушел, когда у него был шанс. И, знаешь, хорошо… Для него. А для меня будет лучше, если мы поговорим о чем-то поближе. Расскажи…
– Брат? – Уля схватилась за личный кусок информации, понимая, что еще немного – и начнет делиться своей. Почти по инерции, она ведь не умела вовремя затыкаться, и это стоило ей работы, спокойных сновидений и нескольких баночек с таблетками по рецепту.
Она надеялась узнать о Рахи побольше – пока могла. Неважно, был ли он осколком ее собственного разума или чем-то куда более реальным: сказанное им в любом случае ей поможет. И Уля продолжила:
– Я всегда мечтала о брате. Или сестре. Расти одной было немного грустно.
Особенно после того, как они перестали ездить в деревню – тамошним детям сказали держаться от нее подальше. Мало ли в какое еще болото она их заведет.
– Расти вдвоем тоже бывает грустно, – слова пробивались сквозь зубы Рахи будто бы ценой усилий, и Уле стало немножко стыдно. Он не хотел говорить, но не мог оборвать разговор. Видимо, это было важно – продолжать во что бы то ни стало. – Хотя это не наш случай. Я видел его чаще, чем родителей. А родители чаще видели наше будущее, а не нас самих.
Он замолчал, и иголка в его руках дрогнула. Скрипнули зубы. Края прорехи задрожали. Похоже, Уле не стоило говорить о семье. И она вернулась к прошлой теме, выпалила:
– А мы делаем газету! Про город и окрестности, хотя я бы поспорила с этим утверждением.
Уля почувствовала, как учащается ее сердцебиение. Она словно оказалась на стадионе, где играла ее любимая хоккейная команда. Если бы у нее такая была. Хотелось выкрикивать ободряющие фразы, но она не могла придумать ни одной подходящей. «Держи ровнее»? «Коли точнее»? Звучало как речовки болельщиков из чернового сценария к фильму про рыцарей. Одного из тех, где использовали современные песни и вольно-потрясающий образ Чосера[1].
– Почему? – голос Рахи звучал теперь не так сдавленно, но все еще тяжело. – Часть редакции постоянно забывает, в каком находится городе, и пишет о другом? Или что?
Уля не отрывала взгляда от шва, но по интонации Рахи поняла, что он снова криво улыбается, показывая клыки.
– Это было бы неплохой встряской. Или основой для крипипасты… Даже не уверена, что мне нравится больше. Но всё куда проще: одобрения сверху все равно поступают.
– Цензура в печатном деле! Какой скандал.
ebooksa