А за околицей – тьма

22
18
20
22
24
26
28
30

– Всё ты знаешь, Обыда.

Обыда втянула воздух, подняла глаза к потолку. Заметила, как жжёт вокруг них кожу.

– Всё ты знаешь.

Голос у наставницы был совсем как в прежние дни: надтреснутый, суховатый, будто старый горох сыпали по половицам.

– Знаю, – кивнула Обыда, не отрывая глаз от копоти на потолке. – Знаю. Боюсь.

– Боишься, – согласилась Остромира. Вода всколыхнулась, лицо поплыло в разводах соли, бальзамина, в тёмных цветах календулы. – А кто не боится, когда порог близко? И я боялась.

Обыда закусила губу, вспомнив, как провожала наставницу к речке, как хлестал рогоз по голым ногам, как песок осыпа́лся из-под пяток на крутом обрыве и ветер рвал волосы. А Остромира шла, как плыла, ни травы её не трогали, ни вихри, ни отчаянный Обыдин крик.

– Так что… уступить? Она ведь юна ещё совсем. Не выучилась ещё. Не хватит ей ни силы, ни умения…

– Хватит, Обыда. И тебе деньков в Лесу тоже уж хватит. Незачем так за жизнь цепляться.

– Страшно. Страшно!

Хотелось, чтоб наставница укрыла ото всех страхов, как в детстве. Чтоб утешила, как в юности. Чтоб обняла, как на прощание.

– Укрою. Утешу тебя, девочка моя. Скоро встретимся. Только не наводи шум, уйди с миром.

Обыда резко опустила голову, глянула в лохань. Кровь с прокушенной губы в три капли упала в воду. А Остромиры уж и не было. Только в ушах звенело:

«Утешу тебя, девочка моя. Скоро встретимся».

* * *

– Иди и забери тех, кому на ту сторону пора, – скупо велела Обыда. Ярина глазом моргнуть не успела, как оказалась на Дальних полянах – никакого тебе бережного ветра; схватила сухая рука за шкирку да перекинула куда надо. – На землю не опускайся, – донеслось с родной опушки, и голос Обыды растворился в звоне и ветре.

Сдавливало горло, скручивало нутро, и кровь приливала к лицу, пока Ярина послушно следила, как тени-ходики скользили в лес, плыли к избе, к чёрной двери. А оттуда, из-за двери, доставая до Дальних полян, дул ледяной вихрь – иглы летели, жалили в руки и в шею, в лоб, в щёки. Никогда прежде не было такого; будто Хтонь рвалась из-за двери в Лес… Ярина сжимала кулаки, сцепляла зубы, но ни разу не дала себе никого задержать, ни за кого срок не решила. А когда вернулась в лес – не осталось ни капли силы. Ни слова. Ни слезы.

На полдороге встретился красный конь. Ярина отпустила ступу; не здороваясь, тяжело взобралась в седло, привалилась к спине Дня и закрыла глаза. Долго молчала. Наконец проговорила, чувствуя, как от знакомых запахов прибывают силы, как лечит душистый лес.

– День. Я с Дальних полян вспышку видела в роще – пока дверь чёрную держала. Белая-белая вспышка. Как дно реки, прежде чем по нему первая вода пойдёт. А тени после неё покой потеряли, заметались, забыли будто, куда лететь… И… будто сердце защемило.

Замер День, и даже конь пошёл ровней, тише.

– Что это за вспышка, ты знаешь?