Совсем близко оказалось лицо Обыды; на миг Ярине почудилось, что яга замахнулась, занесла руку…
Где-то далеко грохнуло, молния метнулась к самому Сердцу Озера.
Съёжилась яга, уменьшилась в росте. Отвернулась к печи. Дрожащими руками сложила смаженки на блюдо. Тихо произнесла, не глядя на Ярину, будто её и вовсе не было:
– В Яблоневой роще у бурдо́-вал[92] жеребята народились, нечего туда ходить, их тревожить. Лепестков и в елани можно набрать. Малиновый лист куда лучше с Глотком мешать да с живицей.
Резко обернулась, сверкнули глаза:
– А хочешь Глоток взять – сама вари! Тот, что в подполе, не смей трогать!
Ярина попятилась к двери, выскочила из избы. Уже со двора услышала, как загремело, зазвенело внутри. Увидела в окно, как Обыда осела у печки – локтем, видать, задела смаженки, те и полетели на пол вместе с блюдом.
Хотела вернуться, поднять – и не стала.
«И что на тебя нашло, Обыда?..»
Отдышавшись, Обыда вытянула из складок юбки стёклышко. Глянула на Яринку. И вправду, ведь помчалась на Малиновую елань… Бежит, слёзы по щекам размазывает. Ишь, нежная какая! Спасибо хоть не в рощу бежит. Ещё не хватало, чтобы про яблочко прознала раньше срока!
Обыда посидела, прислонившись к тёплой печи. Дождалась, пока перестанет так колотиться сердце. Подумала ещё раз да и решилась. От избы до елани неблизко; хватит времени.
Тяжело поднялась, вытащила лохань. Налила воды, покрошила золотой хлеб, сдула с ладони щепотку соли, бросила травы с трёх погостов. Выждала, пока уляжется рябь, и, не глядя, позвала:
– Остромира! Если есть силы, приди… Совет нужен.
Вода совсем утихла, соль растворилась на глубине, терпко пахну́ло тимьяном, гречневыми цветами, мокрой землёй. Отражение давно не белёного потолка расплылось, дрогнуло и затянулось. Из чёрного обода глянуло морщинистое лицо, блеснула густая проседь в гладко убранных волосах.
– Здравствуй, Обыдушка. О чём хотела спросить?
От голоса, который не слышала сотни лет, перехватило дыхание. Знала, что тень это, призрак, образ легче ветра, – и всё равно впилась глазами, потянулась всей душой, всем сердцем.
– Я… я…
– Что ж ты, Обыдушка? Говори, раз позвала. Не смогу я тут долго. Бело больно у тебя.
Обыда оглянулась на мрачную избу, на мгновение удивилась, а потом поняла: Остромира чувствует Белое Ярино Пламя; сама-то Обыда уж притерпелась, не замечала… С острой жалостью посмотрела на наставницу: каково в родной избе чужое видеть, чужое чуять, ученицу, в я́ги выведенную, встретить старухой испуганной, сухотелой? И вырвалось из груди – как птица из клетки:
– Не знаю, что с Яринкой делать.
ebooksa