– Поболтай мне, – цыкнула, набрасывая Ярине на плечи тяжёлое одеяло.
Ярина рухнула на лавку, прислонилась к брёвнам, не чувствуя ни рук, ни ног, один только туман в голове. Нельзя, нельзя в сон уплыть… Вдруг это яга навеяла? Вдруг ждёт, пока она уснёт, – а там…
Ярина зажмурилась, прижала кулаки к вискам: не может, не может быть; сколько вместе прожили, сколько всего позади – и хорошего, и дурного, – неужели теперь спиной бояться повернуться к самой близкой, к той, кому все секреты доверяла, все страхи?.. Сквозь муть, пересилив себя, уставилась на Обыду, силясь достучаться, докричаться не голосом, так хоть в мыслях.
Что с тобой? Зачем ты такая говорливая, ненастоящая? Скажи про яблоко. Скажи, вместе придумаем, как быть!
Наткнулась на горячее, твёрдое, как на печную заслонку. Искры посыпались из глаз – с такой силой оттолкнули. Обыда рявкнула:
– А ну перестань ко мне в голову лезть! Всё со мной ладно, егоза!
– Вижу же, что нет, – прошептала Ярина. – Всё внутри горит. Из угла в угол мечешься…
Ну скажи, скажи про яблоко! Я бы сама первая сказала, да боюсь: заикнусь об этом – а ты набросишься! Ты мудрей, ты старше, ты всё на свете знаешь, Обыда! Скажи! Придумай, как быть!
– Отстань, егоза! Ишь набегалась, сердце-то выпрыгнет сейчас – а всё туда же, в чужую голову лезть! Ещё раз пристанешь – уведу на Маковое поле!
– Ещё раз пристанешь – уведу на Маковое поле!
Сказала так – и самой смешно стало, смешно и горько. Куда такую девку на поле уведёшь? Выросла, выучилась – попробуй сладь.
– Правда, Обыда, – тихонько повторила Ярина. Испуганная, как мышка, а, смотри ж ты, в норку не забивается. – Скажи…
Что тебе сказать, глазастая? Что яблоко созрело? Что такая тяжесть упала на избу, на весь Лес на моих плечах, что согнуло меня в три погибели, скорёжило, скребёт по нутру?
– Сердце прихватило. А ты растравливаешь. Ложись, отдыхай после гулянок своих. У меня ещё дел немерено.
– Давай помогу…
И глядит ведь такими глазами, сил нет! Не поможешь тут. Никто нам с тобой не поможет, и мы с тобой тут друг дружке не помощницы. Ведь думала уж век свой спокойно довековать, ведь надеялась, что уйду легко, последнее тебе отдам – и уйду чёрной тропой в Ягово Безвременье.
– Я смогу, Обыда!
Сможешь, Яра-Ярина, сможешь, знаю, верю, сама выучила. И если бы не яблоко, радовалась бы, доживая, глядя на тебя да улыбаясь. Горько бы радовалась – кому помирать хочется? А всё-таки… Но теперь кроме чёрной тропы развернулась передо мной золотая, в Шудэ-гуртын, в вечную весну, в покой и ласку, в бесконечное лето. И не нужно будет уходить оттуда, и вся жизнь развернётся заново до самого начала, до самых светлых дней.
– Рассказал тебе об этом Ночь? – спросила Обыда и вздрогнула.
И Ярина вздрогнула. Моргнула. Алый дымок заклубился у пальцев. Вот ведь – не пойми где скакала, не пойми где летала да ползала, в избу добралась пустая, наплакавшаяся, а силу собрать сумела.