Неспешно ходили над вершинами журавли, стягивая тучи. Ярина задрала голову, определяя: польёт к полуночи. Хорошо бы задержать дождь, чтоб не вымочило…
Вскинула руку, не глядя в небо, попросила:
– Погоди немножко. Мне травы нужно собрать. Лучше, если не мокрые будут.
Обыда смеялась над этой её манерой: заговор шептать в мыслях, а вслух добавлять обыкновенные, человечьи слова. Обыда смеялась, а Ярина верила, что Лес так легче слышит, лучше понимает, чего от него яга хочет. Небо и вправду расчистилось, посветлело, выглянуло вечернее розоватое солнце. «День как раз свой бег заканчивает, скоро повернёт за Лес», – подумала Ярина, нагибаясь за примеченным васильковым шаром. Но оказался это не горицвет, а бусина: стеклянная, гладкая, с мелкой соринкой, замурованной внутри.
– Откуда? – удивлённо спросила Ярина, обращаясь к траве. Вместо ответа ещё одна бусина сверкнула в трёх шагах. Ярина подхватила первую, шагнула ко второй. Тут же блеснула третья, отливая алым в косом солнечном луче.
Когда бусин набралась целая пригоршня, Ярина разогнулась, поднесла ладонь к лицу, вглядываясь в находки. Тут и там синели нарисованные глазки, и то, что она приняла за соринку, вместе с щербинами и сколами других бусин собралось в путаный узор… Так мелкие частые ветки дрожат на ночном ветру, так паутина кладёт тень на дощатую стену.
Ярина легонько подбросила коральки на ладони – мягкий, едва слышный звон. Откуда они? Словно кто-то бусы рассы́пал. Так и есть, конечно. Только вот кто? Оглянулась: может, тот, кто бросил бусы, прячется за стволами? И поняла, что не знает той части леса, в которую угодила. Розовые сосны – такие по пути к Журавлиному озеру растут. Земляника так густо только на Земляничной поляне сыплет, но для земляники давно отошло время. Грибов видимо-невидимо, но грибные места у Куликова моста, в вотчине Вумурта, где одни русалки плещутся осенью, а больше туда никто не ходит, чтоб в болоте не утонуть. Все русалочьи озёра по осени в болота разливаются…
Ярина ахнула, подняла подол и отскочила от чавкнувшей почвы. Быстро огляделась, нашла взглядом крепкую корягу и легонько, шагая, как по льду, добралась до неё. Влезла на поваленный ствол, оглядела подол и лапти – медленно проступали на ткани и бересте, на голых щиколотках изумрудные, в черноту, узоры. И правда, болото.
– Неужели ты меня затянуть хотело? – весело спросила Ярина, отряхиваясь. Достала хлеб, положила в рот горсть орехов и взглянула в небо. Солнце уже собиралось на ночь, светило рассеянно, дремотно. Напирали, несмотря на её колдовство, тяжёлые облака. Быстрые тени снижались, как стрижи перед дождём, путаясь в ветках.
Ярина покачала головой. Устроилась поудобнее на коряге. Если оказалась в это время в этом месте, а совсем не там, где хотела, – значит, Лес так решил.
«Значит, где-то здесь все тринадцать трав, которые мне нужны».
Ярина вгляделась в обвившие корягу стебли, достала ножик и принялась осторожно, одну за другой, срезать гадальных вестниц.
Одуванчик – блёклый, уставший за лето. Давно пора тебе на покой, дружок. Сослужишь последнюю службу, уронишь семена около избы и уснёшь до весны.
Лиловая кашка на грубом стебельке – и ты сослужишь.
Лист подорожника, освеживший горячую ладонь.
Куриная слепота, жёлтый лютик, сероватая, светящаяся в сумерках ромашка. Дикий левкой – для Ярины он всегда пах сладко, душно, погостом. Мать-и-мачеха…
Хлестнуло по щекам ветром. Ни с того ни с сего поднялись к горлу воспоминания. Встали горячей стеной: не пройдёшь дальше, пока не выслушаешь, пока не окунёшься…
Чужие руки, длинные пальцы с голубыми венами, чуткие, мягкие, никогда не знавшие ни земли, ни мыльного корня, ни горячего угля. Светлое лицо, тёмные пряди. Губы шепчут что-то, но не разобрать. Хочется разглядеть, хочется заглянуть в глаза, но каждая подвижка, каждый шажок давит, колет, будто в груди рассыпается жгучий сноп. Ярина сжала зубы, рванулась мысленно – и оказалась лицом к лицу с этими чужими глазами, так похожими на её. А потом полетела вниз – казалось, в пропасть, – но белые руки держали крепко, укладывали куда-то, в колыбель, в зыбку, и качалась над ней крохотная деревянная лошадка…
Послышался шорох в камышах у берега. Повеяло гнилью, зашипело что-то – или кто-то. Ярина мгновенно сбросила морок, насторожилась. Послышалось:
– Долш… ж-ш-ш… жок…
ebooksa