– Согласишься – увидишь.
– Я не смогу чернодверь открыть без Обыды.
– И не надо.
– Я не смогу в сад войти. Равновесие покачнётся.
– Ты и не войдёшь.
– Так как ты хочешь мне показать, что там?
– Согласишься – увидишь.
Ярина засмеялась. Заметила, что до сих пор держит в левой руке бусины. Присела, выложила их горкой на кочку, обвела взглядом закружившиеся лесные кроны.
Разве может яга соглашаться на такое? Но ведь она и не яга пока.
А если Равновесие покачнётся?
– Посмотри мне в глаза. Увижу твой страх и развею, – велел Тём-атае.
Ярина посмотрела снизу вверх. Пальцы впились в прохладную, пронизанную корнями землю, мысли растворились в звёздной изнанке, в глубине ночного взгляда. И тёплой, парно́й пеленой заволокло все тревоги.
– Ночь умеет баюкать, – прошептал в голове голос, а в следующий миг Ночь уже помогал ей взобраться на спину вороного жеребца. Стоило оторвать ноги от земли, как пошёл наконец дождь – но такой, что не трогал их. Пошёл наконец дождь – такой, что оглушил Лес. Пошёл наконец дождь – последний перед первым серьёзным снегом.
– Каждый день, как Утро выходит в Лес, я ухожу в Хтонь, – наклонившись к Ярине, шепнул Тём-атае. – Мне туда вход открыт в любое время. Прокатимся до Терема царевен, пролетим на коне над Золотым садом. Ты увидишь, что там делается, а Обыда ничего не узнает. Обернёмся до света.
– Она узнает, – выдохнула Ярина, мотая головой. Сгинул морок, и холодно стало, и страшно, и вспомнила она, как остерегала Обыда: плохи шутки с Ночью в глухом лесу. – Она узнает, и ни мне, ни тебе несдобровать. Ночь! Останови коня!
Конь встал как вкопанный. Ночь тронул холку.
– Я пойду домой, – глухо произнесла Ярина, спрыгивая в пружинящие, скользкие травы.
– Как знаешь, будущая яга.
Застучали по листве капли. Заструилась по лицу, затекая за пазуху, ледяная вода.
– Я расскажу обо всём Обыде. И если она отпустит…