Гонщик

— Скажи-ка, любезнейший, что у вас такое случилось? Отчего все как с ума посходили?

— Дык это, благородного убили. Аккурат позатой ночью с ливольверту застрелили.

Полицейский принял монетку, высвободил рукав и унесся по своим делам. А я, не солоно хлебавши, отправился в обратный путь. Что-то поцарапалось в памяти в связи с этим убийством, но так и не проявилось.

Неудача в полиции меня не то, чтобы расстроила, но некоторую досаду вызвало: не люблю менять планы. Правда, стоит признать, что тут налицо был форс-мажор, непреодолимая стихийная сила. Против такой переть — все равно, что против ветра плевать, так что я сел в седло и покатил домой.

Не успел я повесить шлем и кожанку на гвоздь в сарае, как один за другим повалил народ: плотники, стекольщики, посыльные из лавок. Я только успевал распоряжаться, да следить, чтобы кто-нибудь особо шустрый ничего себе в карман не прибрал. Кабы не сестрички, ни за что бы не справился. Пока меня не было, они успели поставить на уши весь дом, перетрясти все кладовки, сунуть нос в каждую щель и до блеска выдраить каждый закоулочек. И теперь ловко определяли по местам новое имущество: крупы — в чулан, белье — в комод, посуду — в буфет и на полки.

Когда солнце пошло клониться к закату, у меня в сарае-мастерской стоял новенький верстак из толстых березовых плах, окошки дома сверкали новенькими стеклами, а на плите стоял горшок горячей каши с салом. Подбежала Дарья:

— Владимир Антонович, баня готова. Белье ваше уж там, на лавке приготовлено.

— Сейчас, иду.

Я потянулся, обозревая свое хозяйство. Красота! Может, принять невысказанное предложение Настеньки Томилиной, да заделаться помещиком? Хотя, нет, будут и другие возможности. Вон, сама баронесса тоже вдовая. А наследства за ней всяко побольше. А то, может, и графиня какая найдется, али княгиня? Да что это я? Надо брать выше: принцесса! И буду я весь такой принц. В шелках стану ходить, с золота есть… Глупость придумалась, конечно. Хотя, почему бы и не помечтать о принцессах? А потом ухватить в руки синицу и жениться на Томилиной. И сыт буду, и обласкан, и в общество вхож.

У ворот закрякал клаксон мобиля, развеивая мои грезы, и я пошел открывать.

Приехал Игнатьев. Для разнообразия, на заднем сиденье его мобиля вместо треноги фотоаппарата лежал сундук с инструментами. Как уж он умудрился его туда затащить — непонятно. Потому, что вытаскивали мы его с таким трудом, что ни в сказке сказать, ни вслух произнести. Но вытащили, уволокли в сарай и поставили рядом с верстаком.

— Ух ты! — загорелись глаза у журналиста, когда он увидел разбитый мобиль. — Замечательный экземпляр. Кажется, подобный был у Клейста. Где вы его раздобыли?

— Трофей, — пожал я плечами. — Был рядом в момент аварии, и договорился с полицией, чтобы обломки отдали мне.

— Будете восстанавливать?

— Попытаюсь.

— Будет интересно взглянуть, что же у вас получится. Если уж вы мой драндулет превратили в конфетку, то боюсь даже себе представить, что выйдет из этого мобиля. Это ведь гоночная модель, если я не ошибаюсь?

— Думаю, да. Когда разберу, будет понятнее. Как вы знаете, еще недели не прошло, как я заполучил эти хоромы. И вот лишь сегодня смог хотя бы немного навести здесь порядок. По крайней мере, у меня здесь появилось нормальное спальное место. Теперь можно и мобилями заняться. Недели через две, как разбогатею, смогу вас и в дом провести, и угостить.

Тут опять подбежала Дашка.

— Владимир Антонович, баня-то простынет!

Я поморщился — про себя, конечно: не хотел давать свету новую сплетню, пока опеку не оформлю.