— Мое здесь пребывание — не твоя идея. И ты автора этой идеи не очень ценишь. Пока что все верно рассуждаю?
— Ты что, психолог? Хочешь, чтобы я тебе сейчас много раз «да» сказал, и типа мне потом будет сложно тебе «нет» сказать, когда ты меня просить начнешь?
— Нет, не в том дело. Мне нужно понять, насколько искренне ты хочешь выполнить просьбу твоего «большого» человека? Допустим, можешь ли ты формально выполнить эту самую просьбу, но как бы чуть халатно, без души, без огонька?
— Подробнее…
— Суть просьбы, как я понимаю, состояла в том, чтобы меня ввели в арестантскую среду и там мои соседи уголовники меня бы побили, верно?
— Мне даже намекнули, что было бы не плохо чтобы мои сидельцы тебя к сексу склонили, — улыбаясь выдал полковник.
— Вот даже как. Ну ладно. А что будет, если ты выполнишь просьбу, поместишь меня к своим уголовникам, а они вдруг не станут меня бить или к мерзости склонять?
— Эн нет, не получится. Им уже шепнули, что им сегодня игрушку подарят. Они же у меня как дети, от скуки маются. Тем более сегодня воскресенье, развода на работы нет. Они уже уверен спички вытягивают, кто первый тебя на свидание за шторку пригласит. Если я у них эту забаву отниму, они могут расстроиться, а я своих питомцев не хочу расстраивать, я их можно сказать люблю. Ну а сами они от такого веселья тем паче не откажутся, ты и не надейся на это лучше.
— Так а я и не прошу тебя меня в камере как принца охранять. А по поводу договориться с твоими детками, так это уж моя проблема. Ты мне, Алексей Борисович, только чуть подсоби, ты мне главного своего сыночка покажи, и сделай так, чтобы он со мной минутку поговорил. Так у тебя и волки будут сыты, и овцы целы. Ты и просьбу своего большого человека выполнишь, меня к зэкам бросишь, и от меня благодарность получишь.
— Благодарность. И сколько месяцев ты мне в благодарность хлеб возить станешь? Месяц, два? Нужна твоя благодарность. А через пару месяцев, когда я на обычную пайку вернусь, мне что, бунт получать? Нельзя людям что-то хорошее дать, а потом забрать. Люди к хорошему быстро привыкают и начинают это хорошее как стандарт воспринимать. И когда ты перестанешь мне нормальный хлеб привозить, а рано или поздно ты перестанешь, пусть не через месяц, так через год, так вот тогда я проблему себе получу. Оно мне надо? И как ты тут сказал, с главным сыночком тебя свести? Я так понимаю, ты со смотрящим зоны побеседовать хочешь? Ну ну. Силен ты, однако. На мелочи не размениваешься. А знаешь что, вот чисто по мужски, ты мне Максим очень симпатичен. Я ж тебе говорил, у меня в заведении каких только орлов не побывало. Только в большинстве своем они орлами влетали, да петухами выползали. Хотя гонору в них было поболе, чем в наших артистах звездных.
Полковник задумался, потер широкой ладонью лицо.
— Полковник, я не собираюсь тебе хлеб возить. Как я сказал, месячная поставка мне бы обошлась в пять-шесть тысяч долларов. За год это семьдесят две тысячи. Округлим до семидесяти пяти. На эти деньги я тебе могу маленькую пекарню оборудовать. Как раз под твои потребности. Сырье ты сам раздобудешь. А еще мне кажется, что у вас в системе без умения делать самопрезентацию, как и в любой корпорации, до уровня полковника-хозяина не дорасти. Вот ты свой хлебный заводик на территории зоны и пропиаришь, может и генералом станешь.
— Ты меня так дешево не покупай, мне лампасы сулить не нужно, ты опять говоришь то, в чем не особо разбираешься.
Полковник прошелся по камере, брезгливо сморщился над унитазом, подошел к нарам и облокотившись на них продолжил:
— Расклад такой. Нравишься ты мне или нет, я просьбу, кххм, большого человека исполню. Я тебе честно скажу, я по работе со многими волками встречаюсь. Мне зэки чуть ни ежедневно угрозы кидают, если не словами, то глазами. Ты, Максим, и сам, наверное, понимаешь, на таком месте слабых и пугливых не держат. А я хозяином зоны уже четвертый год, как только полковника получил, так меня сюда властвовать и поставили. Генералом мне не быть, это я точно знаю. Мою фамилию на стол президента никогда не положат. Так что я тут до пенсии. А на пенсию я планирую выйти не завтра. — Полковник вновь прошелся по камере. — Это я все к чему. Не знаю зачем, но мне хочется, чтобы ты понял. Отказать тому, кто попросил тебя к зэкам кинуть я не могу. Я тебе такой пример приведу. Есть у меня эдакая негласная директива, про всех своих сидельцев, у кого в личном деле «казак» написано, докладывать кое куда. Так вот, поступил ко мне эдак с полгода тому как один постоялец, со сроком и статьей никак условно-досрочное освобождение не предусматривающей. И должен он был чалиться у меня еще долго и долго. А вот в пятницу я с внуками в кафе сидел, и знаешь, кто за соседним столиком со своей дочуркой мороженое ел? Правильно. Этот самый казак. Его комиссия на УДО по первому ходатайству перевела. Не через две трети, и даже не через половину срока. А через три месяца. И он совсем не первый. И не последний. Так что, не буду я ради тебя Давида против Голиафа изображать. Но и помочь тебе я, веришь нет, хочу. Не ради пекарни, хотя и ее я приму с благодарностью. Помочь я тебе хочу просто потому, что мне это ничего стоить не будет. Понимаешь? Мы не станем после этого друзьями. Я тебе помогу просто как человек человеку.
Полковник снова походил по камере, вернулся к нарам и опять потер лицо пятерней.
— Ты со смотрящим хотел поговорить? Встречу я тебе организовывать не буду, не проси, это не по масти. Но фотку его и имя я тебе дам. И где он во дворе гуляет расскажу. Договоришься ты с ним вряд ли. Он от казаков подогрев получает, чтобы нужных людей не трогали, а ненужных наоборот, трогали. Поэтому с ним твой разговор ни к чему не приведет. Даже наоборот, чем больше ты ему покажешь свои возможности, тем жестче с тобой поступят, чтобы по итогу ты в десяток раз больше был готов отдать. А когда отдашь, тебя все равно прессанут, а то и вообще проткнут. Мой тебе совет, ты, как только к смотрящему подойдешь — ты драться лезь. Не кричи, не оскорбляй ни в коем случае, просто молча в драку лезь и бейся до последнего. Тебя конечно отмудохают, но я тебя обморочного в лазарет заберу. Там тебя под капельницей по крайней мере не изнасилуют. А вот если в лазарет я тебя не заберу и ночевать ты будешь в общей камере — тут Максим, ты как пить дать закукарекаешь. Это отдельно в просьбе большого человека было. И есть у меня обоснованное подозрение, что ровно такую же просьбу и смотрящему передали.
Ну что ж. Титов попросил и администрацию тюрьмы, и главного зэка, изувечить меня и плюс еще и изнасиловать. И администрация, и, по всей видимости, зэки, ни в коем случае Титову в исполнении этой просьбы (даже двух просьб) не откажут. Пока все идет по плану.
— Ты чего, юродивый, улыбаешься? Ты что, из этих, которые сами зад рады подставить? — В глазах полковника появилось, похоже, настоящее разочарование.
— Ну что ты, Алексей Борисович, фу фу фу такое даже думать. А вот давай поспорим, что я с этим твоим смотрящим, сумею договориться?