Старик чуть помедлил, сверля меня взглядом. Если он спокойно сядет, я выиграю первый раунд. Ну же, садить чертов старик. Я же дал пирожок твоему эго, сдвинулся в сторону, и сижу аккуратно, не развалившись.
Старик, как будто о чем-то подумав, произнес тихо-тихо: «Ну-ну, посмотрим», и присел на противоположный конец скамьи. Один зэк зашел за скамейку и встал у меня за спиной, второй подошел к мне и встал в десятке сантиметров от моих ног. Только сейчас я заметил, что в отличие от остальных арестантов, на ногах старика были не кожаные ботинки, а черные кроссовки на липучках.
— Давай я тебе до начала твоего рассказа одну картинку нарисую. Ты ее у себя в голове зафиксируй, а когда полностью ее осознаешь, вот тогда и сделаешь мне свое предложение.
Старичок стянул с головы кепку, достал из нагрудного кармана куртки белоснежный носовой платок и протер лоб.
— Представь, значится, такую картину. Стоит на коленях мужик. Не ты, но, например, очень на тебя похожий. Перед ним стоит, ну к примеру, вот он, — старик кивнул на амбала, стоящего передо мной. — И вот этот, стоящий на коленях, добровольно, медленно и с чувством расстегивает мотню того, кто перед ним стоит. А знаешь, почему он так делает?
— Не могу себе даже представить.
— А ты попробуй, не говори не могу пока не попробовал. Я тебе подскажу. Я же забыл одну деталь упомянуть. В ушах того, кто на коленях стоит, спички вставлены. Две простые спички, представил, как они у него из ушей торчат? Так вот за тобой, тьфу, за тем мужиком что на коленях, стоит друг этого вот, — он снова кивнул на мужика, стоявшего передо мной, — друг, ну, допустим, вот он, — и старик кивнул куда-то мне за спину, вероятно на мужика, стоявшего за мною. — И знаешь в чем фокус? Стоит только этому стоящему на коленях как-то ширинку прищемить, или укусить там не знаю, как тут же по ушам его хлопнут и спички его навсегда глухим сделают. Вот тебе сколько лет?
— Тридцать семь.
— Ой какой замечательный возраст. Я себя помню в тридцать семь. Еще и сил полно, но и опыт уже какой-никакой появился, опять же, а с ним и мудрость. Так вот как ты считаешь, что лучше, в тридцать семь глухим стать, или помочь паре-тройке, ну максимум дюжине, отличных парней расслабиться?
— Старче, что ж за фантазия такая? Мужик на коленях, мужик за спиной, спички какие-то, — я с легким намеком на улыбку смотрел на старика, — не лучше ли представить, как на проходную вашего славного заведения подъезжает микроавтобус с десятком веселых, радостных женщин. И проходят они в какую-то комнату, и помогают этой твоей дюжине отличных парней расслабиться. Только в моей истории заметь, ни спичек, ни вольного или невольного принуждения нет. А есть совсем наоборот, повод заранее предвкушать свидание, а потом еще долго о нем вспоминать. А о твоем рассказе, уж при всем уважении, ну ни одной из сторон картинки об этом же вспомнить не захочется.
— Выкупить себя хочешь?
— Погоди, так это мы про меня говорили? — Я удивленно вскинул брови. — Я думал это мы так, перед разговором картинками делимся, ты мне одно нарисовал, я тебе другое. Но все предельно абстрактно.
— Нравится мне, как ты держишься. Были у меня тут, — старик прочистил горло, — были у меня персонажи, и деньги предлагали, и угрожали… Ты кстати мне угрожать собираешься?
— А смысл? Мы с тобой, дедушка, в параллельных вселенных живем. Это сейчас у нас прокол в Евклидовой геометрии случился и наши параллели пересеклись. Это во-первых. А во-вторых, меня с детства учили, не можешь стрельнуть — не доставай пистолет. Что тебе мои самые страшные угрозы? Так, ветерок.
— Как тебя звать та?
— Я Максим. Может слышал, рестораны «Максим». Так вот это я.
— Ну вот взял и все испортил. Я думал ты мужчина. А ты вон, сразу ресторанами прикрыться хочешь.
— Не так, уважаемый, не прикрываюсь я. Просто эти рестораны — это мое дело. Я от них неотделим. Я их с нуля открыл и в крупнейшую сеть развил. Не только я конечно, с помощниками, но все равно, имею полное право представляться как Максим, владелец «Максима».
— Обосновал, хвалю. И то, что про помощников вспомнил тоже, за тебя хорошо говорит. — Дед прищурился и в очередной раз оценивающе оглядел меня. — Хорошо держишься. Не просишь, не канючишь, не торгуешься. Конечно это все пока. Спичечки та они у меня в кармане лежат. Но продолжай так же, авось до чего-то и договоримся. Может я тебе даже имя свое скажу.
— Для начала скажи мне, дедушка, правильно ли я понимаю, что убивать тебе меня ни в коем случае нельзя?