Он широко шагнул и поравнялся с ней. Спросил, нервно пряча руки:
— И что же теперь?
— Анатолий Ефимович сказал, что нужно делать горлосечение.
— Трахеостомию, — кивнул он. — Знаете, Валя, я чувствую себя в ужасном положении. Жизнь подтолкнула меня в передний угол медицины — в хирургию. Я готов упасть на колени перед ее светилами — это в моем характере. Но одного обожания для хирурга мало. Скажите, только честно, стоит мне заниматься хирургией?
Ее глаза засмеялись. Он даже закашлялся от этого сияния, от такой голубизны ее глаз. Где-то он читал старчески холодную научную фразу, что красота глаз — в сущности, хороший обмен веществ. Боже, какой скопец это выдумал?
— Вы странный, Виталий Петрович.
— Виталий Петрович! — изумился Карпухин. — Меня никто так не называл, даже в моей районной больнице. Так в чем странности этого самого Виталия Петровича? — Он тоже засмеялся, решив, что больше не робеет перед ней и что скромный свой талантик молчальника он растерял на этом поле, и — черт с ним! — наверное, навсегда.
— Как это жизнь может подтолкнуть? — она покачала головой.
Он нетерпеливо взъерошил волосы. Ожесточенно вышагивая по пыли, сказал скороговоркой:
— Прекрасно! Значит, не может?
— Научить — да, а заставить делать то, в чем ты не видишь смысла…
Как всегда, у него запотели очки от волнения, и он торопливо их протер, пряча от нее беспомощные глаза.
— Валя, вы прелесть, у вас большое сердце, если вы каждую оплеуху называете опытом и учебой. А вот меня в свое время вызвал главный врач и сказал: «У нас нет ставки невропатолога. Поезжайте, поучитесь хирургии». Вот я и поехал. Из меня получится штатная единица, способная заполнить прочерк в денежной ведомости. А настоящего хирурга не получится.
Кажется, он ее не убедил, но больше убеждать не стал, боясь показаться болтливым, а это было бы истинной правдой.
Слева между холмов вспыхнула речка и погасла — утонула в зеленых берегах. На горизонте набухали розовые облака. Пошел ветерок, и доноситься стали запахи разогретой деревни.
— Это хорошо, что вы так говорите, — помолчав, ответила она. — Хорошо, когда человек немножко недооценивает себя. А из вас обязательно получится хороший врач. И вовсе хирургия не передний угол медицины. Даже обидно за терапию, за акушерство…
Валю приятно было слушать. Он отдыхал от словесных битв, которые разражались за круглым столом, и вместе с тем безо всякого напряжения до его сознания доходило, что в ее простоте много здравого смысла и доброжелательности.
— Природа, — признался он, потому что ему ужасно захотелось разоблачить себя, — природа, когда варила мой характер, переборщила со специями и накидала в мой сосуд позерства, краснобайства — в общем всякой чепухи. И получилось такое варево — рот обожжет, а сытым себя человечество не почувствует.
Из-за оврага, из-за пыльного вишенья показались трубы крайних домов, крыши, наличники, аккуратные заборы, журавли над колодцами, лавки под окнами, настороженные петухи на улице. Над крыльцом, прибитая в наклон, выцветала вывеска — магазин.
— Вот мой медпункт, — воскликнула Валя.
ebooksa