— На лекции наш профессор вспомнил, как к нему обратился Леонид Утесов: на горло пожаловался. Профессор посмотрел его и нашел на голосовых связках певческие бородавки — так, кажется, они называются? Предложил удалить их. А Леонид Осипович ответил: «Мой голос народ за хрипоту любит». Уж лучше, дескать, будет хрипеть:
— Может, и мне попробовать хрипеть? — рассмеялся Басов, поглядывая на гитару. Та валялась под деревом, прикрытая одеждой — отзвеневшая, уставшая от песен.
— Повторенная индивидуальность близка к стандарту, — не очень весело заметил Карпухин. Он думал о себе.
Сели у пышущего котелка, оберегая неустойчивые бутылки, припрятанные в тени.
Надо бы выпускать бутылки с шипами — специально для загородных прогулок, подумал Карпухин, но вслух не высказался, чтобы очередной глупостью не разозлить себя еще больше. В последнее время ему часто мерещился черновик его ненаписанной книжки: удручающий, исчерканный черновик, в котором литературщина на каждой странице, как отвратительный моллюск, цепляется своими присосками. Вот такой черновик ему мерещился, и, господи, как он его любил, и как он презирал тогда свои гладкие, написанные без всякого усилия стишки!
Выпили по стакану «фраги».
— Хочу ушицы в обварочку, — вздохнул Великанов.
Карпухина замутило с вина, потому что вчера перехватил, но он выпил и второй стакан, от которого отказался Басов, А стакан Золотарева поделили Глушко и Великанов.
Андрей вслушивался в монотонный шум падающей воды, его забавляли напряженные позы рыбаков на том берегу. На душе спокойно, даже не верится, что человека может терзать тоска, бессонница, головная боль.
Все насторожились, услыхав сообщение ТАСС. Но, едва разобрав номер очередного спутника Земли, принялись за еду. Басов перестал жевать, когда передавали прогноз погоды. Обещали дождь. Володю это обеспокоило: предстоял долгий обратный путь по плохим дорогам.
Золотарев лег на спину, раскинув руки. Когда-нибудь они приедут сюда с Асей.
Карпухин поднялся и пошел к воде. Вода была холодной, и он сначала смочил подмышки. Оберегая очки — нос кверху, — поплыл к плотине.
— Эй, поэт, неостроумно! — закричал Великанов.
— Помрешь! — предупредил Басов, направляясь к машине.
— Сухопутные вы, понятно? — огрызнулся Виталий.
Не одолев быстрого течения, он подплыл к берегу и стал продвигаться к плотине, цепляясь за камни. У бетонированного выступа схватился за железную арматуру. Нащупал под ногами плиту, дотянулся до выступа и уцепился за него обеими руками. Теперь оставалось поднырнуть к самой плотине. Он набрал полную грудь воздуха и оказался как бы внутри стеклянного фонаря. Матово через тонкий полосатый слой воды просвечивалось небо, берег, беспокойные ребята, махавшие руками, потускневшие деревья. Ему казалось, что он видит и транзистор, висящий на ветке, но он не был в этом уверен, потому что очки в воде — разве они нужны близорукому? Что-то в нем бунтовало после разговора с Великановым, он громко называл себя бездарью и пустоцветом. Высунул руку и показал кулак, ощутив горячее давление струи. В ту же секунду ноги его соскользнули с бетонной плиты, вода резанула по спине и шее. Судорожно хлебнув воды, Виталий отпустил руку. Поток крутанул его, он схватился за очки и почувствовал, как кто-то тянет его за волосы:
— Эх ты, остросюжетник! — не зло крикнул Глушко, вытаскивая Карпухина на берег.
Виталий лежал на песке и плевался отвратительной пресной водой.
— Что вы понимаете в вибромассаже? — слабо защищался он. — Вы хирурги-скоросшиватели, вам не дано…
Золотарев поднес ему стакан вина. Даже медики уважают в вине целебные качества. Даже Карпухин уважает. Он полежал несколько минут, потянулся и вдруг увидел за кустами девушку в голубом купальнике. Она стояла на берегу и выжимала на спине узелок лифчика. Виталий зачем-то выхватил у Басова ключ от машины, подошел к ней и небрежно спросил:
ebooksa