Впереди пестрая бабка, молчавшая до сих пор, отогрелась, ткнула товарку в бок:
— Слышь, разбираться-то стали городские, бирюкраты, дьявол их. Намедни маслом торговала я на базаре. Оборучь вот торгую с бабами, у них берут, а у меня нет. Грю одной дамочке, которая нос от меня воротит: «Свежее масло — дух радуется, ну!» А она грит: «Ты, бабка, в ночном горшке масло продаешь…» «Ну и что же? — я уж тут из лиха ей закричала. — Горшок-от под кроватью не стоял — вот те крест!» Да нет, где там! Так и не продала масло, пока другую посуду не нашла.
Золотарев поднял глаза и увидел Володю Басова.
Он стоя читал книжку, свободной рукой рассеянно ловил над головой ручку, когда автобус встряхивало.
— Как поживает говорливая теща? — негромко спросил Андрей.
Басов оторвался от книжки, удивленно уставился на Золотарева:
— Ондря?
Он потянулся через головы сидящих, пожал руку Андрею цепко и радостно. Протиснулся к нему сквозь неуступчивый проход.
— Будьте добры, пересядьте на мое место, — предложил Андрей своему соседу — монолитному человеку с пухлым портфелем.
— Продует! — отрезал монолит.
— Освежит, — поправил Золотарев снисходительно. Ему стало весело.
— Меня уже освежили… в парикмахерской.
— И в ресторане…
— Да, — припомнил монолит и испуганно повернулся к Андрею, — а что, воспаряет?
— Разит! — уточнил Золотарев.
— Продует! — поежился сосед, однако привстал и пропустил Золотарева.
Басов спрятал книжку в маленький чемоданчик.
Вцепившись в плечо неожиданного своего попутчика, потребовал:
— Рассказывай!
Андрей коротко рассказал, как сегодня утром ему сообщили, что дело прекращено. Бортхирург кивал, изредка переспрашивал, а когда Золотарев кончил, он не моргнув предложил выпить по этому случаю на автовокзале.