– Сам отращивай. Через некоторое время после дележа Забелин спохватился, что поделили нечестно, и пришел требовать свое. Обоснование такое: поскольку весь риск был на нем, он получает восемьдесят процентов, а Мордовин с Колодаевым по десять.
– Его, надо думать, с этой арифметикой послали? – предположил Макар.
– А то! Началась лютая грызня. Колодаев считает, что Мордовин был близок к тому, чтобы грохнуть бывшего дружка, и я ему верю. Деньги они уже числили своими и не видели ни одной причины делиться с Забелиным. Обошлось без поножовщины, но больше они друг с другом не разговаривали. Вся эта история – готовая иллюстрация к тому, что получается, когда деньги оказываются в руках у придурков.
– Ты сказал Егору, что его мать жива? – после недолгой паузы спросил Илюшин.
Бабкин поморщился.
– Не. Язык не повернулся. Он был уверен, что убил ее отец. Пытался с металлоискателем найти труп… Надеялся, техника среагирует на серебряный кулон.
– У Нины был серебряный кулон? – насторожился Макар. – Я его не помню.
Сергей отмахнулся.
– На снимке, который Егор утащил из дома, Нина в этом кулоне. Вот и все. Выглядит, честно говоря, как полная дешевка.
– Снимок у тебя?
– Если бы Егор мне его отдал, я бы очень удивился. На, смотри…
Бабкин сунул ему под нос телефон с переснятой фотографией. Илюшин увеличил фото на экране, разглядывая большой кулон в форме сердца.
– Надо спросить у Ратманского, не помнит ли он эту вещь, – пробормотал он. – У меня через час встреча с Аллой Ратманской. Поедешь со мной? Или тебе нужно закончить какие-то дела с расследованием?..
– Нет, никаких дел. Поехали. – Сергей помолчал и нехотя добавил: – Рано или поздно Егор узнает о матери. Наверное, лучше уж я ему об этом скажу.
– Нет никакой разницы, кто ему об этом скажет, – отозвался Илюшин. – Могу и я, если хочешь.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
– Не вздумай вмешиваться, – нервно сказала Алла. – Когда они придут, я с ними поговорю. Сама. Одна!
– С мужчинами должен говорить мужчина, – возразил Тимур. – Тогда они проявят к тебе уважение.
Алла вздохнула. Молод, красив, умеет одеваться – но, боже, до чего глуп!
– Я сказала, сиди и помалкивай!