Первое время он был уверен, что она потихоньку удавит кошку. Что ей документы! Пропало животное – так мало ли отчего! Собаки задрали. Поди докажи.
Но проходили дни, а ничего не менялось.
Севостьянов вздохнул с облегчением. Может, кошка и противная, но жена Каблукова в ней души не чает. Жалко будет обеих.
Казалось, Тамара последовала совету соседа и смирилась. При встрече они с Каблуковым подчеркнуто вежливо здоровались. О кошке больше не упоминали.
В начале весны Каблукова разбил инсульт. Речь вернулась быстро, но ходить он не мог: делал шаг и заваливался. В июне жена привезла его на дачу. Следом за Каблуковым из такси вытащили инвалидное кресло, будто стиснутое большими блестящими колесами.
В солнечные дни Каблукова сажали в коляску. Он сам доезжал до задней калитки, за которой начинался склон, и сидел, любовался видом, понемногу задремывая. Кошка сворачивалась у него на коленях.
– Через месяц в санаторий, – дребезжащим голосом сказал Каблуков, когда Севостьянов зашел его навестить. – Будут ставить меня на ноги в буквальном, хе-хе, смысле! Не надо, не надо сочувствия! Верю, что объединенные усилия врачей и пациента сотворят чудеса.
На следующий день после этого разговора Севостьянов возвращался из магазина и услышал пронзительный визг. Кричали у Каблуковых. Прибежав, он не нашел никого ни дома, ни в саду. Выскочил за калитку и увидел душераздирающую картину.
Овраг, рассекший деревню, огибал участок Каблуковых, постепенно теряя глубину и истончаясь, будто змеиный хвост. Задняя калитка выходила на край оврага. Жена Каблукова боялась, что однажды их сад сползет вниз, и сажала можжевельники, чтобы укрепить склон.
На дне оврага лежал неподвижно Каблуков. Чуть поодаль валялась перевернувшаяся коляска. Ирина, рыдая, трясла мужа за плечо.
Севостьянов сбежал по тропе, во весь голос призывая помощь. Сперва он испугался, что сосед свернул шею. Но Каблуков был жив. Он слабо стонал, когда Севостьянов поднял его и потащил наверх.
Придя в себя, Каблуков рассказал, что произошло. Он задремал в своей коляске, забыв заблокировать колеса. Уклон был почти незаметен, однако его хватило, чтобы коляска тронулась.
На краю оврага Каблуков очнулся, но было поздно: он понесся вниз, как на санках. На очередном ухабе его выкинуло из кресла.
– Легко отделался, – сказал вечером Севостьянов жене. – Сломал пару ребер и мизинец на левой руке. Ну, синяки, конечно. И перепугался до смерти. Храбрится наш ученый, но челюсть у него тряслась – аж зубы стучали, как стаканы в поезде.
Что-то не давало покоя Севостьянову в истории, рассказанной несчастным Каблуковым. После ужина он вернулся в его сад и остановился, немного не доходя до калитки.
«Забыл заблокировать колеса? Вот уж сомнительно. Коляска двинулась бы, Каблуков не мог этого не заметить».
Он скорее поверил бы, что изведенная придирками жена в сердцах толкнула коляску. Но Ирина была у соседки. Она подняла крик, когда вернулась и не обнаружила мужа на месте.
Севостьянов пошел домой. По дороге вспомнил, что хотел забрать дрель, которую Юрий одолжил неделю назад, и свернул к Забелиным.
Ему открыла Тамара.
Севостьянов поразился ее облику. Она выглядела как невеста в шаге от алтаря: разрумянившаяся, с сияющим взглядом.
ebooksa