Бланш. По вашей сдержанности ясно, что разговор все-таки был.
Митч. Ну, сказал что-то, особенно не распространяясь.
Бланш. Но что? Каким тоном это было сказано?
Митч. А зачем вам, почему вы спрашиваете?
Бланш. Ну…
Митч. Вы что с ним – на ножах?
Бланш. Что вы хотите сказать?
Митч. Да мне кажется, что в его отношении к вам… просто непонимание, и только.
Бланш. Мягко сказано? Да если б не беременность Стеллы, я б у них и дня не прожила.
Митч. Он что, недостаточно обходителен?
Бланш. Он нестерпимо груб. Уж как только не куражится надо мной!
Митч. То есть как это?
Бланш. А так.
Митч. Даже и не верится.
Бланш. Не верится?
Митч. Да разве можно быть грубым с вами?.. Да нет, не представляю себе.
Бланш. А положение и в самом деле жуткое. Нет, вы поймите… Своего угла у меня здесь нет. Ночью между этой комнатой и той – только портьера. А он лезет прямо через комнату в одном нижнем белье. И каждый раз не допросишься хотя бы прикрывать за собой дверь… в ванную. Простота нравов уже какая-то безудержная… Вам, может быть, непонятно, что же тогда меня здесь держит? Ладно, откроюсь. Ведь учительского жалованья еле-еле хватает, чтоб свести концы с концами. За год я не отложила ни пенни, пришлось ехать на лето сюда. Вот и терпи зятя. А он – меня, хотя я ему явно поперек горла… Да он, конечно, уже говорил вам, как люто меня ненавидит.
Митч. Ну, так уж и ненавидит…
Бланш. Ненавидит! Стал бы он иначе так надо мной издеваться? С первого же взгляда на него меня пронзила мысль: вот он – твой палач. И этот человек еще сотрет меня в порошок, если только… Да, да, конечно… тут ненависть настолько явно выраженная, что, пожалуй, неудивительно, если он… как-то по-особому, на свой лад, не по-людски… Нет, нет! От одной только мысли, что он меня…