Трамвай «Желание» (сборник)

Бланш (прерывая общее молчание). Отпустили бы хоть какую-нибудь шуточку, Стэнли. Ну, расскажите же что-нибудь, а? Что это на вас на всех вдруг нашло – не пойму. Потому что я отвергнута поклонником, да?

Стелла делает жалкую попытку рассмеяться.

Да, такого со мной еще не случалось, а опыт у меня немалый, и каких только мужчин я не знавала на своем веку, но чтобы самая настоящая отставка… Ха-ха! Не знаю уж, что и думать… Ну, расскажите же, Стэнли, анекдот, да посмешней. Нужно же разрядить атмосферу.

Стэнли. По-моему, до сих пор вы моих анекдотов не одобряли, Бланш.

Бланш. Нет, если занятно и без непристойностей, то почему же?

Стэнли. Да где мне – у вас слишком тонкий вкус, еще не угодишь.

Бланш. Тогда давайте уж я сама.

Стелла. Правда, Бланш, расскажи! Тряхни стариной.

Вдали зазвучала музыка.

Бланш. Ну, что ж… только что бы вам такое… Сейчас, сейчас, надо заглянуть в наш репертуар. Ах да! обожаю эти – из цикла о попугаях. А вы?.. Ну, ладно – об одной старой деве и попугае. Так вот, был у этой старой девы попугай, отчаяннейший сквернослов – такие знал виртуозные загибы, похлеще мистера Ковальского.

Стэнли. Х-ха!

Бланш. И утихомирить этого попугая было только одно средство – набросить на клетку покрывало, тогда он решал, что настала ночь и пора на боковую. И вот как-то раз – а дело было утром – только старая дева откинула с клетки покрывало на день, как вдруг… кого бы вы думали, видит у входа?.. Священника! Ну, она со всех ног к попугаю и поскорее – покрывало на клетку, и только уже после этого впускает священника. Попугай себе сидит смирнехонько, тихо, как мышь; но стоило ей спросить гостя, сколько ему положить сахару в кофе, как тот вовсю: (свистит) …да как ляпнет: «Ну, черт его подери, и короткий же выдался нынче денек!» (Запрокинула голову, смеется.)

Стелла тоже делает безуспешные попытки казаться веселой. Стэнли – ноль внимания на всю эту побасенку. Он словно ничего не слышал – тянется через весь стол, подцепил вилкой последний кусок торта и аппетитно пожирает его, ухватив прямо рукой.

Насколько я понимаю, мистеру Ковальскому не смешно.

Стелла. Мистер Ковальский ведет себя по-свински и увлекся настолько, что до остального ему и дела нет.

Стэнли. Правда твоя, детка.

Стелла. Как ты весь извозился – лицо, руки… смотреть противно! Иди умойся и помоги мне убрать со стола.

Стэнли (швыряет свою тарелку на пол). А я вот как убираю со стола. (Крепко схватив ее за руку.) Не смей так обращаться со мной, брось эту манеру раз и навсегда. «Свинья… поляк… противный… грязный… вульгарный…» – только и слышишь от вас с сестрицей; затвердили! Да вы-то что такое? Возомнили о себе… королевы! Помните слова Хая Лонга[7]: «Каждый – сам себе король». И здесь, у себя, я – король, так что не забывайтесь! (Сбросил со стола чашку с блюдцем.) Вот, я убрал за собой. Хотите, уберу и за вами?

Стелла тихо заплакала. Стэнли величественно прошествовал к двери и, стоя на пороге, закуривает. За углом, в баре, заиграли черные музыканты.

Бланш. Что здесь происходило, пока я принимала ванну? Что он тебе говорил? Стелла!