На юг
Тогда мы ничего не ведали об этой операции. О шифрограмме Главнокомандующего Советскими войсками на Дальнем Востоке я узнал только в декабре 1985 г., роясь в архивах.
21 августа мы стояли порожняком на рейде Николаевска-на-Амуре. С побудкой, а она по распорядку дня происходила в шесть утра, стало известно, что мы должны срочно идти в Советскую Гавань, взяв на борт каких-то десантников. В десять утра на корабль прибыли офицеры-пассажиры в количестве 13 человек, направлявшиеся в Советскую Гавань. К двенадцати часам к борту подошёл катер, и мы попрощались с помощником командира капитан-лейтенантом Ивановым. Он направлялся для прохождения дальнейшей службы в распоряжение командира военно-морской базы Де-Кастри. Временно исполняющим обязанности помощника командир назначил корабельного фельдшера Либкнехта Николаевича Крылова, единственного на корабле (кроме самого командира) старшего лейтенанта, хотя и медицинской службы.
В полдень мы снялись с якоря для следования в Советскую Гавань. Груз практически отсутствовал. Маршрут лежал по Южному фарватеру в Татарский пролив. На рейде селения Астрахановка приняли на борт команду краснофлотцев в количестве 80 человек вместе с имуществом и вооружением береговой батареи.
На следующие сутки около двух часов дня получили приказание зайти в Де-Кастри и сообщение: “Курс зюйд ведёт к опасности”. Изменили курс на 270° и начали движение с учетом захода в залив. Уже на видимости берега, совершенно неожиданно, получили семафор: “Срочно остановитесь. Вы на минном поле.”
Если мы на минном поле и пока ещё целы, то наиболее безопасным нам показалось выбираться под берег: здесь под берегом глубоко и мины вряд ли поставлены. Так и сделали. А ближе к полночи благополучно ошвартовались к пирсу дивизиона торпедных катеров в заливе Де-Кастри. О полученном семафоре никому не рассказывали. О нем знали только командир, я и вахтенная служба. В Де-Кастри, без особых разъяснений, я получил свеженькую кальку фарватеров. Получить бы её чуть раньше, в Николаевске-на-Амуре!
Из архивов (ЦВМА, ф.2450, оп.4, д. 143(12),л. 3)
Утром 23 августа после погрузочных работ мы отошли от пирса в Де-Кастри на рейд, где к нам подвели торпедную баржу для буксировки её в Совгавань.
На следующее утро у входа в залив Хаджи вахтенной службой был обнаружен перископ. И командир, и я были на мостике, и, действительно, на воде что-то просматривалось, но в том, что это был перископ, уверенности не было. Через несколько секунд “видение” исчезло.
Когда пришвартовались к старому пирсу бухты Западная, я вспомнил, что совсем недавно, 15 апреля этого года, я с чемоданчиком по сходне перешёл на ют зм “Гижига”. Но теперь я уже был совсем другим человеком: офицером, законно носящим звание лейтенанта военно-морского флота.
Утром 24 августа с разрешения командующего флотом корабли с десантом, направлявшимся в Отомари, вошли в порт Хонто, чтобы переждать шторм. Население и администрация порта вышли на причал с белыми флагами.
Сразу же после швартовки поступило приказание подготовиться к приёму груза для частей, находившихся в Маока. Погрузка шла непрерывно, и только на следующее утро мы отошли от пирса. А через 20 мин. отдали якорь на рейде в бухте Постовая, совсем рядом с фрегатом “Паллада”, лежащим на дне. Вечером того же дня снялись с якоря для следования в Маока, к берегу Южного Сахалина. На борту, помимо груза, находилась команда краснофлотцев в количестве 140 человек и офицеры, в количестве 21 человека, следующие к новому месту службы в Маока и в Отомари.
Западный берег Южного Сахалина так близко от Советской Гавани, что в хорошую погоду бывают видны горы в районе Торо – Эсутору, а мы о нём абсолютно ничего не знаем. Хотя Южный Сахалин до 1905 года был российской землёй – даже приличных карт его у нас нет, не то, что планов заливов, бухт и рейдов. А, говорят, у нас хорошая разведка. Где она, разведка-то? А, может, дело не в разведке, а в картографии? На существующей карте, в районе Маока, чуточку севернее, в соответствии с извещениями мореплавателям, был красной тушью очерчен район, запретный для плавания. Что это? Минное поле японцев? Или наше? Только одни вопросы, никаких ответов.