Катя расстегнула портфель и вытащила из него комплект карт. Разделив их на три стопки рубашкой вверх, она стала снимать верхние и вскрывать их. Короли и дамы, солдаты и пажи, священники и куртизанки — все они оказались на одеяле, неприкрытые, до тошноты обычные. Такие понятные. Пока не осталось две карты.
— Бог и Дьявол, — произнёс папа, забирая у Кати карты. — Кто тебя этому научил?
— Дядя Миша, — ответила Катя, забираясь под одеяло и укрываясь. — Если его никто не видел, откуда нам знать, что он реален?
Папа усмехнулся и погрустнел:
— Хороший вопрос, доча. Никак. Нам остаётся только искать и верить. Искать смысл и верить, что он есть.
— А если его нет? — спросил Серёжа. Папа помотал головой.
— Нет, сынок. Жизнь — такая штука, которая попытается всеми силами поставить тебя на колени. Сломать и выбросить, сделать так, чтобы о тебе все забыли. Надо драться до конца. Ни в коём случае не сдаваться. Рано или поздно, мы окажемся именно там, где и должны быть. Все мы умрём, но даже если не найдём своего смысла, сама борьба станет нашим посмертным смыслом.
— Если жизнь — наш враг, то смерть должна быть нашим другом? — спросила Катя.
— Откуда вы такие умные-то взялись? — наморщил лоб папа и засмеялся. — Спать ложитесь, философы. Мама меня убьёт, если вы в школу опоздаете.
Папа поднялся и притушил свет. Прежде чем он ушёл, Серёжа позвал:
— Пап?
— Да, сынок?
— А ты уже нашёл свой смысл?
Помолчав, папа ответил:
— Да. Это вы с мамой. Спите.
— Ты слышишь? — Катя бросила ручку и побежала к окну.
Серёжа уставился на сестру. Катя приподнялась на цыпочки — её подбородок едва доставал подоконника.
— Опять шумят, — пробормотал Сергей. — Интересно, чего это все так оживились?
С момента папиной презентации прошло три месяца. Снег растаял, улицы переполнили лужи и недовольные толпы людей. Папа говорил, что серьёзно принялся за подготовку к походу. Он начал читать лекции, печатать провиант, одежду и оборудование. Он рассказывал всем, что грядут большие изменения. Что нужно быть готовыми бросить всё и уйти на запад.
Никто не хотел его слушать. Люди вели себя так, будто совершенно ничего не происходило. Будто бы то, о чём говорил комитет, не имеет значения. Будто никого ничего не беспокоит, а завтрашний день не наступит никогда.