— Ну если не нашел, значит, не было никаких следов. Просто кто-то ошибся поворотом, вот мое мнение.
— Ясно. А вы мне не подскажете, где живет свидетель?
Детектив хмыкнул:
— Адресок тот же. Он умер еще года два назад.
— Ладно, и на том спасибо. — Расмус поднялся с твердой табуретки, размял ноги.
— Детектив Расмус, я скажу вам свое мнение, хотя вы меня об этом не просили. Вы ищете не там. Езжайте обратно в Пятый округ и ищите убийцу среди знакомых, любовников, недоброжелателей, да кого угодно. Не тормошите местные могилы. Вот мой совет.
— Я услышал ваш совет, детектив. Но не обещаю, что воспользуюсь им.
Ален кивнул и направился к выходу. В машине он нашел адрес единственной школы в городе и поехал туда.
Через два часа детектив вышел из школы, хмурый и недовольный, держа в руке копию старой фотографии, на которой были запечатлены дети, пришедшие в первый класс.
Глава 34
На отшибе
С того дня, как меня избили, прошло несколько месяцев, раны затянулись, воспоминания еще приходили темными ночами, но они смывались холодной водой из реки. А вот сестра замкнулась еще сильнее. Она постоянно о чем-то думала, словно была не здесь и не сейчас. Даже когда мы сидели в лесу или у реки, она брала книгу, но не читала ее, а задумчиво смотрела на страницы. Ее мысли постоянно были чем-то заняты, словно она обдумывала план, взвешивала что-то, но никак не могла принять решение.
В тот день, двадцать седьмого ноября две тысячи пятого года, как сейчас помню эту дату, мне вопреки странному нежеланию, пришлось, поддавшись на уговоры Си, тащиться в библиотеку, чтобы отнести прочитанные книги. В библиотеке меня угостили десертом, сказав, что это итальянский торт «Тирамису», который мы с сестрой еще никогда не пробовали. Это обстоятельство скрасило хмурый день и дождливую погоду. И меня несло домой с мыслью, что сейчас утащу Си в лес, мы сядем на наше бревно под густые еловые ветки и будем вместе поглощать очень вкусно пахнущий десерт.
Около дома послышались громкие крики, доносившиеся изнутри. Кричала сестра. Раньше она никогда так не кричала, тем более в доме, — с надрывом, с ненавистью. Ее голос срывался на визг, казалось, что она захлебывается слезами.
— Заткнись и вали прочь, пока не получила за свои слова, — гаркнул уже выпивший отец.
Мы умели различать по интонации голоса степень его опьянения. И, скажу тебе, он был хорошо пьян в тот вечер.
— Сирена, тебе лучше уйти проветриться, — сказала мама, как всегда, спокойно и безучастно.
— Нет, нет, нет! Это неправильно! — надрывалась сестра, почти умоляя.
— В этом доме правильно то, что я говорю, — взбесился отец. — Это мой дом и мои правила.
— Ты что, не понимаешь? — не унималась сестра.