Славный дождливый день

22
18
20
22
24
26
28
30

— Пройдусь по проспекту. Посмотрю что и как, — признался он откровенно: лгать ей не было смысла, она была его союзником.

— На вернисаж. Я так и знала, — согласилась мать с удовлетворением, ей отказывал слух, и она трактовала чужую речь по своему вкусу.

Он поднес палец к губам, призывая ее помолчать, потом выглянул за двери и, ступая на носки, прошел по коридору. Петли двери он еще вчера смазал подсолнечным маслом, они повернулись бесшумно, открыв дорогу к бегству.

И сейчас же в соответствии с законами приключенческого жанра из кухни выбежал его трехлетний внук Саша. Он изображал реактивный истребитель, летящий курсом прямо на беглеца. Пришлось застыть в дверях, покорно ожидая исхода. «Дед, ты куда? На улицу?» — сейчас спросит Саша, и из кухни появятся домашние, и впереди непреклонный Василий.

Но у малыша родились новые навигационные соображения. Он круто повернул в комнату, даровав беглецу еще один благоприятный шанс. И беглец, не мешкая, выскользнул на лестничную площадку.

Сентябрьское солнце еще припекало, и когда он вышел из сумрака подъезда, ему почудилось, будто на улице все побелено: и стены, и асфальт, и деревья.

Он по-хозяйски огляделся и увидел сверстника Колю. Сверстник сидел на самом солнцепеке на скамеечке для ног и, сгорбившись, читал книгу. Он нахлобучил по уши свою вечную кепку, и тень от козырька казалась почти черной. Она закрыла его лицо до подбородка, делая сверстника Колю похожим на мулата.

— Коля, привет!

Бурно радуясь, он хлопнул сверстника по нагревшейся спине. Коля вздрогнул и выпустил книгу, книга сползла на асфальт.

— Здравствуй, Вадим, — ответил Коля, нагибаясь за книгой и одновременно приподнимая кепку для приветствия.

— Что за церемонии? — упрекнул Вадим, ощущая в мышцах избыток силы, ему захотелось хорошенько размяться.

— Это же книга. Лев Николаевич Толстой, — упрекнул Коля в свою очередь и потер обложку рукавом.

— Извини, — сказал Вадим, жадно озираясь, и вдруг заорал, сам не ожидая этого: — Колька, а ну!..

Он ухватил сверстника под мышки, поставил на ноги и начал бороться с ним. Козырек у Коли съехал на темя, и тень, будто после лунного затмения, открыла свету его белое лицо.

— Ты что это? Спятил? Люди вокруг, — засмущался Коля. Он вяло вырывался, пугливо хихикал.

— Ну и что люди? — удивился Вадим, продолжая тискать Колю.

— Неудобно. Возраст уже не тот.

— Фу ты важный какой! — засмеялся Вадим. — А ну-ка держись, почтеннейший! Так тебя, так — и, стараясь растормошить сверстника, оторвал его от земли.

— Сдаюсь, сдаюсь. Отпусти, ради бога, — бормотал покрасневший Коля, суча длинными ногами. — Вся улица смотрит.

Коля не был застенчивым от рождения, и доказательства этого, может, и теперь хранятся в милицейских архивах. Но сейчас присутствие зрителей убивало его волю.