Славный дождливый день

22
18
20
22
24
26
28
30

Федосов помолчал, видимо, прикидывая: не дурака ли валяет подчиненный, — и начал:

— У меня сложилось впечатление, что вам на студии, как бы сказать, излишне сочувствуют, делают скидки на вашу болезнь. По-моему, это не верно. Работа есть работа.

— Меня это тоже беспокоит, — искренне признался Линяев. — Более того, мне это мешает.

— По-моему, такое сочувствие унизительно, — добавил Федосов, не сводя с Линяева глаз.

— Еще как! — с горечью подтвердил тот и проникся к Федосову благодарностью, не признает его болезни человек.

— Я рад, что вы не требуете снисхождений, — сказал Федосов и, давая понять, что неофициальная часть их встречи завершена, вернулся за письменный стол.

Линяев так его и понял, ждал, что будет дальше.

Главный редактор взял со стола конверт, подержал перед собой, то ли освежая память, то ли обдумывая первую фразу.

— Юрий Степанович, на вас жалуется телезритель.

— Лопатин, — уверенно произнес Линяев.

— Коль вы догадались сразу, значит, не занятость или попросту лень причины вашего странного, на мой взгляд, проступка. Выходит, ваше поведение вполне осознано, — сказал Федосов удовлетворенно.

— И что он пишет? Лопатин?

— А вот что!

На этот раз Лопатин не требовал развлечений, он напоминал о той роли, какую играют письма трудящихся в строительстве светлого будущего. «Но товарищ Линяев против этой политики, — обвинял Лопатин. — Боязнь, что он или подкупленные им работники студии перехватят это письмо, вынудили меня, уважаемый товарищ Федосов, в отчаянии послать этот крик сердца на Ваш домашний адрес».

— Вы что, и впрямь рвете его письма? — живо спросил Федосов, едва покончив с читкой.

— Обещал рвать. Но, к сожалению, не хватает смелости. Храню в папке. Все шесть писем. Единственное, что до сих пор выполняю: не ответил ни на одно из них, — пояснил Линяев.

— Юрий Степанович, а ведь вы обязаны. Лопатин, конечно, нафантазировал, но в главном телезритель прав: ни одно письмо, из присланных к нам, на студию, не должно быть оставлено без ответа. Таков порядок! Разве он вам неизвестен?

— Порядок, но не глупость, — возразил Линяев и рассказал о своем посещении Лопатина.

— И все-таки порядок — это закон. Мы не можем из-за одной-единственной частности компрометировать идею. Вы должны Лопатину ответить. На все шесть писем! — бесстрастно приказал Федосов.

— Геннадий Петрович, я не стану отвечать. Я не участвую в этом балагане, — твердо отказался Линяев. — За шестым он пришлет седьмое, десятое… сотое письмо!