Славный дождливый день

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не кипятитесь! Мы эту историю погасим. Ну, может, заплатите штраф, экая беда. А я позвоню в обком! В директоре забурлила энергия. — Да, да… У меня там знакомый. Вместе учились. По-моему, и он курирует этот район… А можно и так! Наверное, перед мысленным взором мелькнула кометой новая идея, и он поспешно ее схватил за яркий хвост. — Пошлем в район… нет, вам пока у них лучше не появляться… пошлем кого-нибудь из редакции общественно-политических передач. Пусть подготовят выступление для товарища из районного руководства… кандидатуру уточним… И все будут довольны. Да, именно так и сделаем, Юрий Степанович, и не спорьте! Район образцовый, крепкий! — заранее заспорил директор.

— Какой тут спор, — уныло посетовал Линяев. — Возразишь, скажут: мстит! Вы первый.

— Я нет! И другим такого повода не дадим! — пылко заверил директор.

И все же прекрасное настроение он уберег — не дал задуть холодному ветру, повеявшему из Кочетовки. Дел сегодня у него больше не было, и за час до конца работы Линяев отпросился домой. Федосов в этот день был к нему снисходителен, отпустил и даже соизволил пошутить:

— Юрий Степанович, на вас это не похоже. Чтобы вы да отпрашивались с работы? Никак тут замешана дама?

— Ах, если бы! — ханжески воскликнул Линяев.

Дома он вычистил вечерний костюм. Отгладил сорочку и долго подбирал галстук. И все-таки собрался раньше времени.

Он сел за пишущую машинку, но мысли ускользали. Думать он мог только о том, что будет в семь часов.

Вдобавок, заслышав его шаги, явилась пожилая соседка. За небольшую плату она убирала его комнату. Соседка — поразительное сочетание доброты и лени. Убирать она взялась по доброте. Однако убирала неряшливо. За дверью постоянно висела паутина. Но в его присутствии она демонстрировала рвение. Ей хотелось сделать Линяеву приятное.

Так и сейчас она залезла с тряпкой под стул, на котором он сидел. Провела тряпкой по машинке, на которой он печатал.

Где тут работать! Лучше подождать до семи часов в редакции газеты.

Линяев набросил пальто и вышел на лестницу. На площадке второго этажа сидел кот Флинт. Умнющий кот-гладиатор. Потрепать Флинта по шелковистому загривку — одно удовольствие. Но при первом движении Линяева кот всегда отскакивал в сторону.

И на этот раз Линяев шагнул к Флинту. Кот неуклюже попятился на трех лапах. Четвертая беспомощно повисла. Видно, Флинт побывал в основательной переделке. Пользоваться его бедой было бы нечестно. Линяев прошел мимо.

От дома до редакции восемь минут неторопливой ходьбы. Но он доехал троллейбусом и квартал от остановки до редакции преодолел почти бегом. Он зайдет за ней ровно в семь, а до этого будет тут же, в редакции, рядом.

Он заглянул в отдел писем.

— Ассенизаторы и водовозы! Приветствую вас! Где Мыльский?

Мыловаров слонялся по коридору. Длинный силуэт Линяева, движущийся от противоположного окна, обрадовал его.

— Ты весьма кстати. Я маракую над фельетоном о головотяпах. Только что придумал такую фразу: «По осени они считали цыплят, как и требовала популярная поговорка. Насчет того, что делать с цыплятами зимой, от фольклора никаких указаний не было. Поэтому зимой цыплята дохли от голода. А головотяпы сидели, ждали, когда сочинят новую поговорку». Звучит?

Линяев не соображал. Он мог думать только о том, что в комнате номер шесть Алина Васильевна. Что она делает в эту минуту? Обрабатывает материал для очередной полосы? Или заказала разговор с районом и, коротая время, листает подшивки старых газет?

— Ты меня о чем-нибудь попроще, Сашок!