— Вот что сказал тот бывалый человек, и ты сам это слышал своими ушами, — подхватила она, и мысль моя рухнула подбитой птицей. — Он утверждает то же самое! — возвестила старуха. — Вот он стоит, умный человек! Перед нашей террасой! И он говорит, что ничего страшного нет!
Она перегнулась через перила и показала на меня длинным сухим перстом.
— Но я не чувствую потребности в водке, — ответил, смеясь, Андрей.
— Ну и бог с тобой. Потом пожалеешь, мол, была и упустил, — тоже рассмеялась старуха и быстро протянула рюмку мне. — Ну-ка, вместо моциона! — Она словно бы хотела застать меня врасплох.
— Спасибо еще раз, но я сейчас рботаюа, и вообще…
Черт побери, я не был уверен в этот момент, что мой голос звучит достаточно твердо.
— Вам виднее, — сказала старуха, убирая рюмку. — Вы-то не упустите свое, когда оно подвернется в руки. За вас я спокойна.
И она заговорщицки подмигнула, намекая на тот, первый вечер, когда я осушил бутылку столичной, как бы открыв на ее дачном участке свой сезон. А может, и на что-то другое.
— Не прибедняйтесь! Застенчивость вам не к лицу. — Она погрозила пальцем. — Мой второй муж, покойный, служил цирковым борцом. Вот это был нахал, в хорошем смысле слова. Особенно после рюмки. Любил говаривать: «Сегодня, мать, у меня недопинг!» Его мне особенно жаль. Амбиция погубила. Помнится, был чей-то бенефис, он возьми и на банкете скажи: «Желаю бороться со львом!» Мы отговаривать, а он: «Желаю, и все! Прямо сей минут!» Поехали всей компанией в цирк. На ночь глядя. Не то к итальянцам. Не то наш Никитин. И лев взял верх… Но это еще ничего не значит, — спохватилась она.
Едва исчезла тень циркового борца, и я еще не успел оттолкнуться от яблони и сделать первый шаг, как над нами завитал дух пятого мужа.
— За него я вышла в день юбилея. Тогда мне стукнуло всего лишь… шестьдесят, — посчитала старуха.
— А сколько вам сейчас? — перебил я, решив заткнуть этот фонтан воспоминаний.
— Я уже забыла… Наверное, вечность, — бросила она небрежно и снова взялась за свое: — Его, моего будущего пятого, разыграли и довольно подло. Кто-то имел свинство сказать, будто я скончалась! Каково?! Он, бедный, явился в мой дом с венком и очень был удивлен, увидев меня живой. Настолько удивлен, что тут же этот убежденный холостяк сделал предложение! А?
Я желал пятому естественного мирного конца. И он, зная о судьбе своих предшественников, поставил безумной целью пережить балерину. Пятый наотрез отказался пить и яростно нажимал на витамины и белки. Это его и убило, то, что он перед едой, по словам старухи, не смачивал горло, питался натощак.
— Он умер от заворота кишок. Ему, бывало, поднесешь, — она подняла и поставила рюмку, — а он воротит нос. Все норовил всухомятку, и вот чем кончилось, заворотом кишок, — с грустью повторила пятикратная вдова. — А был экономист, культурный человек, — добавила она в траурной тишине и махнула мизинцем по сухому веку. Искать здесь влагу было так же бессмысленно, как и в песках Сахары.
Они все-таки недаром прожили, ее супруги. Их жизнь стала для нас поучительным примером.
А перед Ириной Федоровной распласталась на тарелке аскетическая кашка, сваренная по специальной медицинской таблице. По всему было видно, что балерина переживет и нас всех вместе взятых, такой у нее был цветущий и, главное, уверенный вид.
Неожиданно, точно кукла над театральной ширмой, возникла над штакетником соседка, по прозвищу Транзистор.
Ей так и говорили:
— Катерина Ивановна, настройсь!
ebooksa