Значит, это был мужчина.
– Никто не смог бы такое пережить. – Он разрыдался. – Я не хочу в тюрьму, мам.
Мой мозг работал на пределе.
– Возможно, тебе и не придется. Если только ты скажешь мне правду. Мы найдем хорошего адвоката…
– Никто мне не поверит, мама. Никто и никогда.
– Я верю.
– Потому что ты – моя мать. Это не считается.
Он был прав. Не считается. Во всяком случае, в суде.
Впереди замаячила станция. Открыта. Я разглядела огни. Это было безумие. Я не могла отдать своего сына. Но побег не сойдет нам с рук. Если попытаемся скрыться, последствия будут еще хуже.
– Возможно, нам все-таки следует обратиться в полицию, – сказала я, колеблясь.
– Пожалуйста, мам. – Голос Фредди звучал испуганно. Как у ребенка, а не у подростка, который постоянно притворяется, что он старше своих лет. – Не дай им добраться до меня.
Вот он, тот момент, когда я должна принять решение, которое или спасет нас, или сломит. Какой-то бедняга уже умер. Мы ничего не могли сделать, чтобы вернуть его к жизни. Но что за урок я давала своему сыну?
– Пожалуйста, – повторил он.
Мне привиделось лицо мамы, каким я его видела в последний раз. Я не могла оставить Фредди на произвол судьбы, как пришлось сделать ей после смерти. Вспомнила свою тетю с неодобрительным выражением лица. «Ты не лучше своей матери». Я мысленно вернулась в тюрьму. В тот день, когда поднялась тревога.
По громкой связи сообщили, что нас запрут в камерах, пока «ситуация не будет урегулирована».
– Я ждала, когда это случится, – сказала моя сокамерница.
– Что?
– Та сука из соседней камеры. Она всегда достает новеньких.
– Она ударила кого-то ножом?
– Изнасиловала.