Она уже напала на след, и теперь уверенно ускорилась к своей цели.
* * *
— Давай сюда свою ладонь, долбаная шлюха! — тихо шептал алтарь. — Я не отпущу тебя без платы.
Эйко, заливаясь слезами, скрутилась на земле в позе эмбриона.
— Я обещаю, что буду пережёвывать твою похотливую плоть как можно медленней. Чтобы насладиться тобою сполна. Ты же любишь доставлять наслаждение, а? В конце концов, разве не это твоё предназначение?
* * *
— Посмотри на себя, посмотри на своё отражение! — кричала тень. — Даже чистые воды этого чудного озера презирают тебя. Им отвратно ощущать на себе это твоё отражение.
Эклипсо молча смотрела на суккуба, смотрящую на неё из зеркальной глади. Слёзы на её щеках давно высохли, и больше просто не выделялись.
— Утопи эту тварь, дочь моя! Избавь меня от этого чёрного пятна! Избавься от неё! Милосердное озеро примет её, несмотря на отвращение!
* * *
Ладонь Эйко хрустела в пасти алтаря. Сил на крик от боли уже не было, поэтому она тихо завывала, стоя на коленях перед статуей, и скармливая ей саму себя.
При появлении маленькой змеи, покрытой золотистыми чешуйками, алтарь лишь возмущённо фыркнул, но продолжил своё занятие, чавкая и тараща янтарные глаза.
— Эйко, — раздался спокойный, глубокий голос змеи. — Ты вольна делать то, что считаешь нужным. Вольна делать то, что считаешь правильным.
Змейка приподнялась и прислонила свою мордочку прямо к уху суккуба:
— Никто не в праве осуждать тебя. Ни в этом мире, ни в других.
Раздвоенный язычок коснулся кожи Эйко:
— Всё, что ты видишь здесь. Всё, что ощущаешь здесь. Всё это лишь иллюзия.
Алтарь, добравшийся уже до локтя суккуба, издал чавкающий смешок.
— Твои слёзы, твоя боль, твои кошмары. Оставь их здесь, во тьме этого леса. Пусть пожирают сами себя, — продолжала змейка.
— Я…, — Эйко с трудом выдавливала слова, сквозь боль. — Я не могу. Оно держит меня. Так крепко.