— Твоя нить направляла меня, — тихо произнёс Никто, — в тумане безмятежности. Пусть теперь и моя нить направляет тебя, в тумане безумия.
* * *
Эклипсо бежала в темноте, царапаясь плечами о сухие деревья. Она держала за руку Эйко. Они обе боялись потерять друг друга в этом непроглядном лесу. Боялись потерять самих себя.
— Эйко!? — крикнула Эклипсо, обнаружив, что её ладонь больше не сжимает ладонь сестры. — Эйко!
— Где ты!? — кричала Эйко, не ощущая больше руку сестры.
Эйко натыкалась на колючие ветви, едва успевая уворачиваться и сохранять глаза. Сестры нигде не было видно. Она даже больше не ощущала её. Она была одна в этой чаще.
Где-то невдалеке сверкнул огонёк костра. Он словно сам собой притягивал её.
Суккуб лишь моргнула, и вот она уже сидела возле пламени. Напротив неё располагалась до боли знакомая ей статуя. Та самая, которая была во многих помещениях города. Та самая, которая брала свою «плату» вовсе не деньгами.
— Давно не виделись, Эйко, — янтарные глаза сверлили суккуба. — Ты просрочила оплату уже несколько раз. Где твоя ладонь? Где твоя плоть?
Эйко инстинктивно дёрнулась и спрятала руку за спину. Совсем по-детски. Она прекрасно помнила последний раз, в номере отеля. Она прекрасно помнила
— Нет, — замотала она головой. — Нет, нет, нет. Я уже давно не житель города. Я ничего тебе больше не должна.
— О! — хихикнул алтарь. — Вовсе не обязательно быть горожанином, чтобы нести свою повинность. Или ты забыла, где вообще находишься?
Хохот эхом разнёсся по тёмной чаще, криками воронья.
— Я прекрасно помню, где нахожусь, — насупилась Эйко, сдерживая слёзы. — Каждую секунду этот мир огня и пепла напоминает об этом.
— «Я прекрасно помню…», — отвратительно коверкая и передразнивая её голос, ответил алтарь. — Как ты можешь хоть что-то помнить, Эйко? Ты ведь даже не настоящая.
— Я…, — запнулась Эйко. — Я настоящая. Я живая.
— А-ха, ха, ха, ха! — заливисто рассмеялся алтарь. — Ты прекрасно знаешь, что это не так. Ты всего лишь фантом воспалённого сознания Эклипсо, вот и всё.
— Нет!
— Да! Ты всего лишь часть её личности, которую она всегда боялась в себе осознать. Всегда боялась принять. Оно и понятно, как можно принять себя похотливой шлюхой? Отец бы такого явно не одобрил, а?
Слёзы брызнули из глаз Эйко: