— Конечно, пишут природу. Я никогда не была за границей, но, кажется, художники погружаются в психологию иными средствами… И они стремятся в сферу подсознательного, их занимают отступления от норм, психопатия, пороки, а природу, кажется, они в основном отдают ученым и фотографам. Говорят, что по-настоящему только сейчас поняли Достоевского. А природой, Ривьерой, Альпами занимается туристская реклама. Художники перестают чувствовать, что может существовать как бы психология природы. Может быть, боятся, что это обязывает к традиционности… Цветное фото придет со временем и сюда… А ваших первостроителей я хочу еще раз посмотреть вместе с вами, — и она многозначительно поглядела на Раменову.
На другой день Гагарова уезжала.
Накануне на авиасанях куда-то на север, чуть не к Ледовитому океану, отправилась с военными Лосева. Она позвонила Нине, попрощалась, сказала, что, может быть, пересядет на самолет и полетит надо льдами по направлению к Северному полюсу.
Раменовы провожали Алису на вокзале. Она была немного грустна и, глядя на них, чувствовала свое одиночество. Мужа она не любила. Она хотела бы жить по-новому. А это почти невозможно. Ей надоело слушать одни и те же разговоры. Это в общем тоже провинциализм и ограниченность. И может быть, из всех провинциализмов самый тупой и ужасный — столичный провинциализм.
Несколько дней она прожила с Раменовыми чистой и здоровой жизнью. Но надо возвращаться. Владеет чувство долга, она знает, что самое важное делается в Москве. У нее есть убеждения, и она совсем не намерена от них отступаться. Но ей не нравится односторонность, пристрастие своих союзников. Она бы хотела судить свободней, независимей.
И были еще причины, может быть для женщины гораздо более важные. Пора, пора возвращаться в Москву. Там ждут. Там все так неясно и запутанно с личной жизнью.
В общем ее поездка удалась. Когда ехала из Москвы, то ей знакомые дали еще некоторые дополнительные поручения. Она должна была их исполнить. Но оказалось, что все не так, как ей говорили в Москве, и она рада, что ничего не стала делать. При Нине сказала Раменову на прощание:
— Помните, я график и критик. А вам нужны советы опытного мастера живописца… Вам нужен умный друг, талантливый и свободный от предрассудков… К тому же я не могла быть беспристрастной… Я…
Она густо покраснела. Так и не решилась сказать…
Нина и Георгий возвращались пешком. Раменова тронута, что гостья так горячо поцеловала на прощание ее и Георгия и просила заходить в Москве. Нине хотелось говорить с Георгием. А он опять думал о чем-то с неприступным видом.
Еще она помнила, как Алиса выразительно взглянула ему в глаза, когда поезд тронулся.
А сам рыцарь как в рот воды набрал. Долго не работал, его, видимо, мучают замыслы. Но он не вытерпит и все расскажет.
Они шли по снегам, через лес, мимо огромной строящейся школы.
Взошла луна. Прошли бетонный завод. Начался березник с огромными деревьями. Здесь уже была прорублена будущая улица. Она между стен темного леса. Тут построят квартал семиэтажных домов. Солдаты особого строительного корпуса уже прорыли экскаваторами и лопатами траншеи для будущей канализации, и водопровода, и для линии с горячей водой от ТЭЦ, которая недавно пущена и будет согревать весь город. По снежным ухабам быстро прошла машина. Кажется, Сапогов проехал, его лицо мелькнуло, не заметил, кто идет. Или стыдно ему? Так лучше.
А вековой лес еще стоял. Нина чувствовала его красоту. Снег очень сухой, — значит, мороз крепкий.
— На меня, знаешь, от ее приезда пахнуло жизнью столицы. Художники там не очень хорошо живут, многие нуждаются, но у них настоящая жизнь. Они мыслят!
Он вспомнил московские квартиры. Лестницы с затхлым запахом. Новые дома пока там редкость, хотя о стройке города пишут много.
— Но в этих старых квартирах — огромная деятельность. Интересы связывают их со всем прогрессивным миром.
— А Шолохов живет на Дону среди природы, — через некоторое время сказала Нина.
— Природа — великий художник.