Они вместе пошли на работу. До конца дня Нина читала полосы, правила. Несколько раз ее вызывал редактор. Работа успокаивала, отвлекала от мыслей. Сегодня задержалась, не придется идти к Ольге.
Сапогов тоже задержался на работе.
— А я вам приказываю! — твердо и спокойно говорил он в трубку. — Вы слышите, слышите, закончить надо к пятнадцатому. Завтра я опять приеду и проверю лично. Цементом вы будете обеспечены. Значение объекта известно. Желаю успеха.
Он положил трубку. Огромная стройка жила. Работало множество людей на десятках строительных площадок. Строились деревянные и каменные жилые дома. Строились заводы.
Владимир Федорович подошел к углу и потрогал золоченую бахрому и кисти недавно полученного переходящего красного знамени. Оно стояло в углу кабинета, как бы напоминая о деле и о возможных успехах. А Сапогов думал о своем. Он приехал сюда недавно, послан из Москвы как хороший строитель.
Однажды в стройтресте шло собрание, и Сапогов беспощадно «распекал». Его голос так и сек виноватых. Народу было много, все в верхней одежде, сбились, стоят в проходе. И вдруг в самом зените своей ярости Сапогов увидел, что в дверь вошел редактор военной газеты и с ним Нина Раменова. У них было какое-то дело, и они, видимо, ждали и решили войти в зал послушать. Сапогов давно так не смущался. Он почувствовал, что краска залила ему щеки и уши. Он сбился, стал мямлить…
Никто ничего не понял, слава богу. Наверно, решили, что от ярости у него зашел ум за разум. Он постарался поскорее все закончить, закруглиться и говорил тише, сдержаннее. Сразу почувствовал, что из зала больше не веет обычной холодностью слушателей. Все стали внимательны. Им давно надоела вся эта грубость, окрики. Неужели оценили перемену? И не заметили смущения?
С тех пор Сапогов задумывается, нужно ли так орать, как это обычно делается. Георгий еще сказал ему однажды, что читал где-то записки адмирала. Тот учил молодых офицеров на кораблях никогда не кричать. «Вы всегда окажетесь в смешном положении перед своими подчиненными, если станете кричать. Они не будут вас уважать. Офицер, который кричит, позорит себя».
Но в наше время все кричат, так принято. Георгий рассказывал, что только нанайцы не любят, когда на них кричат. Нанайцы не любят!
У каждого — свои цели. Про Тишкова говорят, что он хороший семьянин. Дети у него учатся играть на пианино. Примерный папаша, ради детей лезет из кожи вон. Прямо признается, что приехал сюда, чтобы обеспечить им будущее, заработать как следует.
Теперь окружающие иронизируют над Сапоговым. Будто бы Петров говорит, что Раменова молодчина, положила предел порывам управляющего. Неужели Петров знает? Или, может быть, Петров ничего не знает и все это пустые разговоры?
У Георгия успехи, о нем даже «Правда» написала. Сапогов не желает уступать, работает с бешеной энергией. Он хочет, чтобы всегда в углу его кабинета стояло это красное знамя с бахромой и золотыми кистями. И он не хочет уступать Георгию ни в чем.
Сапогов был очень смущен после неудачной поездки на базар. Он видел, что Раменова не играет, что она вне себя от возмущения. Они были наедине, она рассердилась неподдельно.
Похоже, что она вообще хочет прекратить знакомство. А это обратило бы внимание Жени.
Через несколько дней после поездки на базар он спросил жену:
— Почему Раменовых не пригласишь?
— Я всегда с удовольствием! — ответила она.
— Пожалуйста, позвони сама Нине, он, как говорят, в таком творческом подъеме, что не выходит из студии и ее все время держит дома.
Евгения Васильевна звонила много раз. А Сапогов был очень заботлив. Он привез жене новую мебель, ее сделали в цехе краснодеревщики, которые готовили внутреннюю обшивку кают и гарнитуры для кораблей.
Пришла «Правда» с маленькой заметкой о Раменове. Но эта маленькая заметка была очень значительной.