«Надо действовать смелей! — решил Сапогов. — Нельзя стать посмешищем всего города!»
Теперь Георгий в отъезде. Удобное время. Сегодня, когда Сапогов появился в редакции, кажется, Нина была довольна. Так же спокойно, сдержанно надо действовать дальше. И, в конце концов, там, где неправ, надо отступить. Сапогов до сих пор еще не преодолел своего смущения, он понимал, что хватил лишку.
Солнце еще не заходило, длинный летний день. Кажется, сейчас самые длинные дни. Сапогов помнил, как в детстве, в деревне, в эти дни праздновали Ивана Купалу. Девушки плели венки, кидали их в воду. На празднике обливались из ведер. Он уже тогда был рослым мальчишкой. Но еще до Ивана Купалы далеко, а дни все идут на прибыль. Ждать сумерек не хочется, хотя после того, как солнце сядет, всегда лучше чувствуешь себя.
«Только вперед!»
Его машина остановилась у подъезда двухсотквартирного дома. Он вышел и отпустил машину.
Нина, сидя в комнате, слышала через открытое окно, что хлопнула дверца машины. Она вскочила как ужаленная, сообразив, что это может быть. Но она не кинулась к окну. Взглянула на себя в зеркало, взяла ключи и быстро вышла, захлопнув дверь.
Крупным шагом, тяжело дыша, как большой зверь, шагая через несколько ступеней, вверх по лестнице поднимался Сапогов.
Он неожиданно увидел Нину.
— Вы?.. А я к вам, мне очень, очень надо.
— Извините меня, но я должна идти. Скажите мне здесь.
— Я предпочел бы другую обстановку…
— Вы знаете, я очень спешу и не могу возвратиться. Пойдемте со мной, — сказала она с легким кокетством. — Проводите меня.
Он смутился, но делать нечего. И она заставила его идти по улице, при всех, с ней, когда еще не село солнце, когда еще были открыты магазины и на улицах люди. Все видели его смущение, как он, изменив торжественную осанку, откинув свою важность, чуть не путался в своих длинных ногах, краснея, наклонялся и говорил заискивающе, не обращая внимания на окружающих, спешил, стараясь поспеть за ней. Она вдруг резко поворачивалась, так, что он оказывался в неудобном положении. Она шла в магазин, и ему приходилось входить, — совсем неловко! Он не привык, чтобы с ним так обращались. Это человек, который всегда знал, что делает, куда идет… В глубине души он боялся, что обо всем донесут жене. Если он останется в ссоре с Ниной — тоже нехорошо.
Наконец он выбрал миг и остановился лицом к лицу с ней на углу, где вокруг никого не было.
— Я должен сказать вам совершенно честно. Даю вам честное слово, что я глубоко раскаиваюсь. Я не должен был вам тогда говорить. Извините меня, и помиримся… Правда, ехали мы тогда прекрасно, я всегда это буду помнить… Но простите, я больше никогда не скажу вам подобного.
Она посмотрела ему в глаза.
— Простите, — нежно сказал он.
И вдруг он почувствовал, как она обрадовалась. Это ощущение его не обманывало. Ага! Женщина остается женщиной. Двойной успех — избавление от опасности и шаг вперед!
Сапогов стал овладевать собой, к нему вернулась осанка и серьезность.
Нина сказала, что дальше он может не идти с ней, ей надо к портнихе.