Нина потускнела. Это напоминало ее думы — вечерами в одиночестве. Их ощущения в разлуке были одинаковы.
— Москва — это огромный мир, даже не город, а именно целый мир. Не знаю, хорошо это или плохо, но мы когда-нибудь будем с тобой там жить. Когда-нибудь…
Он приехал какой-то странный, — кажется, голова его еще в Москве.
— А что же с учением?
— Я, кажется, мог бы поступить. Сейчас творческие союзы стремятся привлекать в искусство и литературу новые силы. Стараются выдвигать молодежь. Но пока культура вся лишь в Москве, и это, знаешь, заметно. По дороге, во всех городах я покупал газеты, читал их, и какая-то все скука, тоска. Кое-что — интересно, а кое-что везде и всюду пишется одинаковое. И я вспомнил… Как мы с тобой ехали сюда…
— А что же с учением? — еще раз спросила Нина.
— Как бы тебе сказать. Пока ничего. Обещали поддержать. Но должны все обсудить, решить, выяснить, — и только, видимо, на будущий год… Предлагали мне пожить в Москве, похлопотать самому, чтобы приняли без экзаменов. Но я отказался, сказал, что поеду домой готовиться и работать. Я побывал в общежитии студентов — невесело мне стало. Живут они… Вспомнил я мою студию, город наш, наших людей, природу… Ты думаешь, я о комфорте вспомнил? О выгодах пожалел? Нет! Студия — это работа, жизнь здесь — это необходимые знания. Я могу выражать себя как хочу… Словом, возможности у меня огромные во всех отношениях по сравнению с моими московскими сверстниками. Их учат прекрасные профессора. Очень много они рисуют, пишут, в музеях, на выставках копируют. Они — ученые. Они знают все школы, направления, но все это их как бы и ограничивает. Ты не думай, пожалуйста, что я зазнался или учиться не хочу. Надо учиться. И я буду честно готовиться, чтобы без всякого блата и без скидки на «путевку» из нового города поступать в институт. Как ты думаешь, ведь это надо?
— Конечно.
— Я прежде всего хочу этого для будущего. И для тебя.
— Да?
— Ну вот теперь я тебе расскажу, как меня приняли. Долго мы не могли найти человека, который должен все решить со мной. Искали его дня три. Его фамилия Лень-Лобунов. Нет его ни дома, ни на работе. Занят. Телефоны не отвечают. Тогда муж Алисы взял на себя роль гида. «Едемте в ресторан ЦДЛ». Приехали. Лень-Лобунов сидит с компанией. Вот он! Его ищут, наверно, сотни людей по разным делам, всюду говорят, что он занят, загружен работой. Он за столом очень радушным оказался, доступным и хлебосольным. Сидел там целые часы за пустыми разговорами… Но я как-то был настороже, и мне все это не очень нравилось. Перед этим я один раз звонил ему на квартиру, и какой-то мужской голос ответил, сказал, что я ошибся, а когда я переспросил, то он меня обругал так, что хоть Барабашке впору. И когда я услыхал его голос в ЦДЛ, то мне показалось, что это он сам со мной по телефону разговаривал. Я к этому еще не привык… Лобунов заявил, что все можно сделать, и тут же за столом мы сразу обо всем сговорились. Но между прочим он сказал, что я рано приехал, что надо было вызвать меня месяца через два, а до того прислать работы, что комиссия у них не скоро соберется. И велел мне ехать домой и ждать нового вызова. Поэтому я и возвратился так рано… Буду ждать… Ах, Лень! Но чтобы не зря я приехал, решили устроить предварительный просмотр.
Георгий задумался. Ему не хотелось рассказывать жене всего, чтобы зря не расстраивать ее.
— Просмотр для меня был очень важен. И то, что мы решили там за столом, показалось мне, сейчас важнее сделать, чем поступать учиться. Я надеялся, что услышу отзывы, люди приедут, художники. Я попросил, чтобы некоторые любимые мною мастера приехали. Но Лобунов как-то иронически к этому отнесся и ничего не сказал. Я понял, что все они мало доступны и очень загружены всяким делом. Может быть, точно так же, как сам Лобунов… Осенью предполагается выставка, и Лобунов обещал, что до того мои работы надо обсудить и к этой выставке они меня еще раз вызовут. Сказал, что не надо было лезть в Москву раньше времени, мог бы прислать работы через Союз художников. Это уж он потом погрубей в Союзе сказал. Сделал кому-то замечание, что меня рано вызвали. Ну пусть… Я буду дома и работать буду, дело пусть там движется само. Не хлопотать же мне, не бегать и расхваливать себя.
Москва, знаешь, мне показалась зеленой, чудо какое-то, город-курорт, всюду садят цветы и деревья, воздух хороший. Москвичи деятельны и внимательны. Но если приглядеться, то жизнь их страшная, может показаться нездоровой. Но много, много делают они. Есть там художники-бессребреники, бесконечно преданные труду. У меня очень интересные встречи были.
— Там, наверно, очень интересное общество у Гагаровых.
— Да, но общество это иногда производит на новичка анекдотическое впечатление. Кажется сатирой на общество, театром комедии. Так не стесняются люди выказывать слабости, пристрастия, желания, нервничают. Но я сужу по делу. А работать они умеют, дело свое каждый знает хорошо. И даже поразительны некоторые их творения…
— А муж Алисы Львовны как тебе показался?
— Характер у него неровный. Алиса Львовна, как там выражаются, «дралась» за меня повсюду. Видимо, она дала толчок заметке в «Правде». Знаешь, стыдно этому радоваться, но все началось с газеты. Гагарова очень симпатичная, и все относятся к ней с большим уважением. Сплетни тебе привез. В Алису Гагарову безнадежно влюблен один известный кинодеятель. Ты удивишься, если я назову тебе фамилию. Человек очень разносторонний. И этот серьезный человек всюду преследует ее как мальчишка, ждет ее на углу дома, подъезжает на машине, звонит постоянно. И она говорит, что это продолжается уже не первый год, что она не может от него отделаться, что он ей надоел. Она меня познакомила с этим Мишей. Он красивый и на вид приятный человек, хотя Гагаров бог знает в чем его винит. В самом деле, в нем есть что-то обаятельное. Только почти лысый, хотя и молод довольно. Говорят, что все деятели кино лысеют необычайно рано…
— Почему?
— Есть две причины!
ebooksa