Константин обладал и сильными и слабыми чертами человека, поглощенного умственной жизнью. Женщины, знавшие Пересветова со стороны, говорили иногда Оле, что у нее, наверно, «трудный муж»; они подмечали его невнимание к мелочам обыденной жизни, некоторые склонны были считать его «сухарем», раз он не уделял никакого внимания ни одной из женщин, кроме жены. Но Оля знала, что скрывается за мнимой Костиной «сухостью», и любила его таким, каков он есть.
И вот теперь вдруг нечто «нерассуждающее», по непонятным ему самому причинам, захватило Костю и повернуло в сторону с такой силой, что временами он терял голову, превращаясь из умного, казалось бы, взрослого человека в легкомысленного юнца. Здраво рассуждая, зачем было ему встречаться в Москве с Уманской, раз он понял, вернувшись из Марфина, что Олю не разлюбил? А он с Уманской не только видался, но сделал ее своей поверенной в неприятностях с Бухариным, а затем и с Шандаловым.
Удивительно ли после этого, что в один прекрасный день он обнаружил, что увлечение снова захватило его и с еще большей силой, чем в Марфине?
Убедившись в этом, он решил: «Я люблю ее». Чувство, затмившее любовь к Ольге, он мог назвать только любовью. «Если это не любовь, — думал он, — то я и Олю не любил. Тогда я пустой и жалкий человечишка, если первая понравившаяся женщина может меня оторвать он нее!..»
Дня три, когда Оля была уже в Еланске, Константин метался, ища выхода. С Уманской надо порвать, ведь она не любит его. Но вдруг он в этом ошибается? Не узнав правды, он не мог решиться на разрыв. И как порвать? Просто начать избегать ее, ничего ей не объяснив? Она, однако, рано или поздно спросит о причинах. Так не лучше ли разрубить узел одним ударом: пойти и сказать ей всю правду?
Как будто не было случая, чтобы чувство когда-нибудь подсказало Косте что-то дурное. И он не привык медлить с выполнением принятых решений.
С Олей было условлено, что он тоже на несколько дней приедет в Еланск. Перед отъездом, проведя бессонную ночь, Костя с билетом в кармане и с чемоданом заехал к Елене, предупредив по телефону, что скажет ей «одну вещь». Она думала, речь пойдет о Костиных отношениях с друзьями. А он вошел и, не снимая пальто и не садясь, выпалил:
— Я еду в Еланск, чтобы сказать Оле, что люблю тебя.
Заметив сверкнувшее в глазах Елены радостное изумление, он шагнул к ней, намереваясь, может быть, взять за руку, но она, точно в испуге, отшатнулась:
— Не надо!..
Костя помрачнел.
— Я ни о чем тебя не спрашиваю. А сам говорю потому, что молчать у меня больше нет сил.
— Сядь!..
Костя сел на стул, по-прежнему не снимая пальто, а она против него, на диван.
— Ты решил сообщить Оле?
— Да. Я не могу обмануть ее.
Уманская опустила глаза. Губы у нее дрожали. Помолчав, она вымолвила:
— Я не была вполне уверена, что ты сильно любишь Олю. Хоть ты и говорил мне. Теперь я вижу, что ты любишь ее действительно сильно.
Константин вскочил со стула:
— Значит, я тебя обманываю?!