Круча

— Кажный вечер со мхов пролетают. За просеком присаживаются по соснам. Там их теперя — тьма! Подходите осторожней, не подшумите…

Не выпуская изо рта цигарки, сплавщик выдернул шест и ловко придержал плывущее бревно, повернув поперек ручья; другие бревна наткнулись на него, и через минуту на воде вырос качающийся плот — залом, по-здешнему, — от одного берега к другому.

— Гляди внимательно! — сказал Мечислав Косте и легко, точно по клавишам, переступая по бревнам, прежде чем каждое из них успевало затонуть под ногой, перебежал на тот берег.

Оставив там ружье с сумкой, он так же быстро вернулся и взял у Кости его ружье:

— Чтобы тебе свободней было бежать. Смотри только ни на одном бревне ноги не задерживай, а то ухнешь в воду!

— А глубоко тут?

— Да не мелко, — отвечал сплавщик. — Выныривать будешь, головой о бревно не ткнись, а то у нас этак нырнул один…

— Что ты его стращаешь? — закричал Мечислав. — Ерунда, Костя, ты футболист, семени ногами чаще — и все тут! На середину бревна старайся ступать, не на конец.

Костя с опаской попробовал носком сапога крайнее бревно; как живое, оно повернулось другим боком.

Наконец он решился и побежал. Пять-шесть бревен предательски качнулись под его ногами, но он кое-как проскочил и лишь с последнего бревна ввалился в воду перед берегом, зачерпнув в сапоги. Пришлось переобуться, выжать портянки.

Распрощались со сплавщиком и пошли между двумя темными стенами крупного леса по длинному прямому просеку. Мечислав вдруг остановился и, нагнувшись, тихо сказал:

— Косолапый мишка вышел по клюкву. Только что здесь был.

При слабом мерцании неба Костя разглядел в оттаявшей колее свежий след босой ноги, однако слишком широкий для человеческого следа и скособоченный — пяткой наружу, пальцами внутрь.

— На всякий случай вложим по пуле, — сказал Мечислав.

Перезарядили ружья и пошли медленней. У перекрестка лесничий повесил на межевой столб ружье.

— Послушать надо, не бродит ли он по току.

Минут пять стояли в полной тишине. Узкие просветы белесо-голубого неба тянулись в четыре стороны над просеками. Сумерки словно застыли в воздухе. Часы показывали половину первого. Стрелки и циферблат легко можно было рассмотреть. Не хотелось ни говорить, ни шевелиться. Костя поддавался обаянию белой ночи.

В отдалении раздался сильный треск и шум ветвей и начал быстро удаляться.

— Лось! — встрепенувшись, прошептал Мечислав. — Это его мишук с лежки стронул. Ну и пес с ним, нам не в эту сторону, — уже не сдерживая голоса, сказал он, снял со столба ружье и закинул за спину.

Они прошли еще несколько сот шагов по просеку, и Мечислав указал Косте его направление.