Круча

— Разрешили Фомичу солодовую артель?

— Отказал им Калинин! Отказал!.. — наперебой отвечали комсомольцы.

— Они вот Алеше, — кивнул Илья опять на Бабушкина, — взятку предлагали за фальшивую справку. Он секретарь сельсовета в Варежке.

Алеша молча улыбался.

— А на бывшей Воейковской даче возле Каменки теперь бедняцкая коммуна, — сказал Тимоша.

— И хорошо работает?

— Неплохо, — ответил Григорьев. — Породистых коней разводят, в Пензу жеребца водили для выставки. Да ведь они коммуной зовутся только, общее питание отменили, работают сообща, а пайки распределяют по семьям.

— Тимоша, — спросил Костя, — а куда Тиха́на подевался? Он мне больше двух лет не пишет.

— Тиха́нку я вчерась повидал, — отвечал паренек. — Ездил к нему на станцию Горки на пригородном поезде из Москвы. Его уж третий год как с военных кремлевских курсов в личную охрану Владимира Ильича Ленина перевели.

— В личную охрану Ленина?! — в изумлении воскликнул Костя. — Ты слышишь, Оля?.. Так что же это он от меня секреты строит? Наверно, и в Москву ездит часто! Давно бы уж мы с ним повидались…

В это время с улицы в раскрытое окно долетел сильный шум, похожий на треск мотоциклета. Алеша перегнулся через подоконник и заглянул вниз.

— Глядите-ка! Чего это везут?

По мостовой улицы медленно ползла неуклюжая машина, сверху напоминавшая большой утюг. За рулем-баранкой сидел шофер, из-под заднего колеса попыхивал дымок. Порядочная толпа народу, главным образом мальчишек, шла за машиной и рядом с ней по тротуару.

— Оля, смотри! — сказал Костя. — Еще один трактор идет на выставку.

Комсомольцы заторопились вниз. Утром они позавтракали в общежитии для приезжающих на выставку, оборудованном рабочими одной из московских фабрик, и сейчас от Олиного чая отказались. Им не терпелось «поглядеть Москву», хотя они и вчера весь день по ней «бегали».

Тимошу Пересветовы уговорили посидеть с ними часок, и он остался. Условились днем сойтись всем у ворот выставки.

2

Спустя полчаса за Костиным столом сидели Сандрик Флёнушкин и Толя Хлынов. Перед ними стояло несколько бутылок пива, раскупоренных в честь «настоящего деревенского комсомольца».

— Смотри, какие у него бицепсы! — говорил Толя, ощупывая Тимошино предплечье. — Сколько тебе годков?

— Пятнадцать, шестнадцатый пошел.

— Ого! Что же из тебя выйдет, когда двадцатый пойдет? Микула Селянинович?