— Значит, их все еще из Москвы не выслали?..
— Влезаю вчерась в трамвай, — рассказывал Тимоша, — а следом за мной две лезут. Штанишки на них коротенькие, да тут… на груди чего-то маленько нацеплено, а боле ничего и нет.
— Красивые? Молодые? — допытывался Анатолий.
— Известно… девки, — отвечал, опустив глаза, Тимоша. — Тут крик поднялся. Кондукторша дальше ехать не хотит, а они слезать не хочут. Народ весь давай из трамвая выскакивать.
— И ты тоже выскочил?
— Нет. Я уже билет взял.
Такое объяснение встречено было новым хохотом.
— Вот она, матушка деревня, куда еще не проникал даже и капиталистический способ производства! — кричал Сандрик. — Фетишизация денег представителем натурального уклада!.. Ну? И что дальше было?
— Кондукторша в свисток засвистела, пришел милиционер и их высадил. А чего это они голые ходят? Надеть, что ли, им нечего?
— Надеть есть чего, они из богатеньких, конечно, — отвечал Сандрик. — Это они моду новую завести хотят. Чудят.
— Мода, — счел нужным пояснить Костя, видя, что Тимоша недоумевает, — это когда у человека тут ничего нет, — он постучал себе по лбу пальцем, — а козырнуть ему чем-нибудь хочется, чтобы внимание на себя обратить. Вот он возьмет и нарядится поуродливей. Терпеть не могу людей, которые любят внешностью выделяться.
— А ты сам не выделяешься своей косовороткой и сапожищами? — уколол Сандрик.
— Я ношу то, к чему привык, — возразил Костя, задетый. — И какое же это выделение? Пол-России так ходит.
Он показал на Тимошу. Тот сказал:
— Это меня брательник вчера в новые сапоги обул. У нас в Варежке за сапоги нынче восемьдесят пудов ржи просят.
— Ого! Вот это так «ножницы»! А раньше за сапоги сколько брали? — спросил Хлынов.
— Пудов двенадцать. Али двадцать… Какие сапоги.
— Скажи — ходило в сапогах пол-России, а не ходит, — поправил Костю Сандрик. — Сейчас кожи не хватает, старые донашивают да армейские.
— Для меня дело в привычке, в удобстве, — повторил Пересветов. — А модник для меня все равно что кретин.
— Но-но-но! — запротестовал Анатолий. — Одеваются модно с расчетом понравиться. И раздеваются тоже для этого… Как вы думаете, Олечка?