Счастливчики

22
18
20
22
24
26
28
30

— Им совершенно не обязательно стоять у самых стекол, — сказал Медрано. — Помещение, я думаю, там просторное, и они вполне могут находиться в глубине, у стола с картами… — Он замолчал, заподозрив, что его не очень слушают. — Тебе, во всяком случае, повезло, потому что я, например…

— В первую ночь капитан стоял тут допоздна, — сказал Персио.

— Откуда ты знаешь, что это был капитан, Персио?

— Сразу видно, по ауре. Скажи, а как выглядел глицид, которого ты видел?

— Низенький, в белом, как все, в фуражке, как у всех, и с волосатыми руками, как все.

— Только не говори, что ты отсюда разглядел волосы у него на руках.

— Не разглядел, — признался Хорхе, — но у такого низенького должны быть волосатые руки.

Персио обхватил подбородок двумя пальцами, а локоть подпер другой рукой.

— Интересно, очень интересно, — проговорил он, глядя на Клаудиу. — Начинаешь думать, действительно он видел офицера или это внутреннее зрение… Вот так же он разговаривает во сне или сдает карты. Катализатор — вот оно, слово, или громоотвод. Да, вот и думаешь, — повторил он, уходя в свои размышления.

— Но я его видел, че, — пробормотал Хорхе, немного обиженно. — Что в этом странного, в конечном виде?

— Так не говорят — в конечном виде.

— Ну тогда — на конечный вид.

— И «на конечный вид» не говорят, — засмеялась Клаудиа. Но Медрано не было смешно.

— Это уже слишком, — сказал он Клаудии, когда Персио увел Хорхе, чтобы объяснить ему тайну морских волн. — Вам не кажется нелепым, что все мы заключены на тесной открытой площадке? Не думаете же вы, что жалкий брезент, который натянули финны, может защитить в непогоду? То есть, если пойдут дожди или ударят холода в узком Магеллановом проливе, нам придется день-деньской сидеть в баре или в каютах… Черт возьми, это больше смахивает на военное транспортное судно или корабль работорговцев. Надо быть как Лусио, чтобы не замечать этого.

— Согласна с вами, — сказал Клаудиа, подходя к борту. — Но поскольку светит такое прекрасное солнце, хотя Персио и говорит, что в сердцевине оно черное, мы гоним от себя заботы.

— Да, и как это похоже на то, что мы делаем во многих других случаях, — сказал Медрано тихо. — Со вчерашнего вечера меня не оставляет ощущение, что все, что происходит вокруг меня и проникает в меня, если можно так выразиться, не отличается в корне от того, что есть я сам по сути и во внешнем проявлении. Я плохо объясняю и боюсь удариться в аналогии, которыми так ловко и с удовольствием орудует наш добрый Персио. Это немного…

— Немного как бы вы и немного я, так?

— Да, и немного все остальное, отдельные элементы или частицы окружающего. Надо бы выразить это поточнее, но, боюсь, если буду уточнять дальше, то потеряю суть… Все так неопределенно, так трудноуловимо. Смотрите: только что мне было очень хорошо (в этой незатейливой обстановке, как выразился один юморист по радио). Но стоило Хорхе сказать, что он видел глицида на капитанском мостике, как все пошло прахом. Какая связь между этим и?.. Я, Клаудиа, задаю вопрос риторический; лично я усматриваю связь, и связь эта заключается в том, что связи нет, ибо и то и другое суть одно и то же.

— В этой незатейливой обстановке, — сказала Клаудиа, беря его под руку и едва заметно привлекая к себе. — Бедный мой Габриэль, со вчерашнего дня вы только и делаете, что отравляете себе жизнь. Но не за тем же мы отправились на «Малькольме».

— Не затем, — сказал Медрано, прикрывая глаза, чтобы лучше ощутить легкое пожатие ее руки. — Конечно, не за тем.