Идут сумерками. Я не плачу, держусь за калитку. Подходят небыстро.
— Я боюсь.
— Он не тронет. Я каждый день тут прохожу. Он только вдоль забора бегает.
Подошли. Открыл калитку, и они остановились, повернулись. Я хочу сказать, поймал ее, хочу сказать, но закричала, а я сказать хочу, выговорить, и яркие пятна перестали, и я хочу отсюда вон. Сорвать с лица хочу, но яркие опять поплыли. Плывут на гору и к обрыву, и я хочу заплакать. Вдохнул, а выдохнуть, заплакать не могу и не хочу с обрыва падать — падаю — в вихрь ярких пятен.
Они подошли к флажку. Вытащил, ударили, назад вставил флажок.
— Мистер! — сказал Ластер.
Тот обернулся.
— Что? — говорит.
— Вы не купите мячик для гольфа? — говорит Ластер.
— Покажи-ка, — говорит тот. Подошел, и Ластер подал ему мяч через забор.
— Ты где взял? — говорит тот.
— Да нашел, — говорит Ластер.
— Что нашел — понятно, — говорит тот. — Только где нашел? У игроков в сумке?
— Он во дворе у нас валялся, — говорит Ластер. — Я за четверть доллара продам.
— Чужой мяч — продавать? — говорит тот.
— Я его нашел, — говорит Ластер.
— Валяй находи снова, — говорит тот. Положил в карман, уходит.
— Мне на билет нужно, — говорит Ластер.
— Вот как? — говорит тот. Пошел на гладкое. — В сторонку, Кэдди, — сказал. Ударил.