— Знаю, знаю, — говорит мама. — Во всем моя вина. Скоро уж меня не станет, без меня и тебе будет легче, и Джейсону. — Она заплакала.
— Ну, будет вам, — говорит Дилси, — не то опять расхвораетесь. Идемте лучше, ляжете. А его я с Ластером отправлю в кабинет, пусть там себе играют, пока я ему ужин сготовлю.
Дилси с мамой ушли из кухни.
— Тихо! — говорит Ластер. — Кончай. А то другую руку обожгу. Ведь не болит уже. Тихо!
— На вот, — говорит Дилси. — И не плачь. — Дала мне туфельку, я замолчал. — Иди с ним в кабинет. И пусть только я опять услышу его плач — своими руками тебя выпорю.
Мы пошли в кабинет. Ластер зажег свет. Окна черные стали, а на стену пришло то пятно, высокое и темное, я подошел, дотронулся. Оно как дверь, но оно не дверь.
Позади меня огонь пришел, я подошел к огню, сел на пол, держу туфельку. Огонь вырос. Дорос до подушечки в мамином кресле.
— Тихо ты, — говорит Ластер. — Хоть ненамного замолчи. Вон я тебе огонь разжег, а ты и смотреть не хочешь.
— Еще чего, крохотка, — сказала Дилси. — Да тебе и блохи не поднять туда. Идите тихонько, как велел мистер Джейсон.
На лестнице наверху свет. Там папа в жилетке стоит. На лице у него: «Тихо!» Кэдди шепотом:
— Что, мама нездорова?
— Идем, спокойной ночи скажешь маме, — сказала Кэдди. Мы идем к кровати. Огонь ушел из зеркала. Папа встал с кровати, поднял меня к маме, она положила руку мне на голову.
— Который час? — сказала мама. Глаза ее закрыты.