Когда Дилси заболела и лежала у себя в хижине, а Нэнси у нас стряпала, мы заметили, что фартук у нее вздувается на животе; это было еще до того, как отец запретил Иисусу приходить к нам в дом. Иисус сидел на кухне возле плиты, и шрам на его черном лице был как обрывок грязной бечевки. Он сказал нам, что у Нэнси под платьем арбуз. А была зима.
— Где ты зимой достал арбуз? — спросила Кэдди.
— Я не доставал, — ответил Иисус. — Это не от меня подарок. Но уж там от меня или нет, а вот я его возьму да взрежу.
— Зачем ты это говоришь при детях? — сказала Нэнси. — Почему не идешь работать? Хочешь, чтоб мистер Джейсон увидел, что ты торчишь тут, на кухне, да болтаешь невесть что при детях?
— Что болтаешь? Что он болтает, Нэнси? — спросила Кэдди.
— Мне нельзя торчать на кухне у белого, — сказал Иисус. — А у меня на кухне белому можно торчать. Он приходит ко мне, и я не могу ему запретить. Когда белый приходит ко мне домой, это не мой дом. Я ему не могу запретить, ладно, но выгнать меня из моего дома он не может. Нет уж, этого он не может.
Дилси все еще была больна. Отец запретил Иисусу приходить к нам. Дилси все болела. Долго болела. Однажды после ужина мы сидели в кабинете.
— Что, Нэнси уже кончила? — спросила мама. — Кажется, за это время можно было перемыть посуду.
— Пусть Квентин пойдет посмотрит, — сказал отец. — Квентин, пойди посмотри, кончила Нэнси или нет? Скажи ей, чтоб шла домой.
Я пошел на кухню. Нэнси уже кончила. Посуда была убрана, огонь в плите погас. Нэнси сидела на стуле, возле остывшей плиты. Она поглядела на меня.
— Мама спрашивает, ты кончила или нет? — сказал я.
— Да, — сказала Нэнси; она поглядела на меня. — Кончила. — Она опять поглядела на меня.
— Ты что, Нэнси? — спросил я. — Что с тобой?
— Я всего только негритянка, — сказала Нэнси. — Но это же не моя вина.
Она сидела на стуле возле остывшей плиты в своей соломенной шляпе и глядела на меня. Я пошел обратно в кабинет. В кухне было так странно, наверно от остывшей плиты, потому что ведь обыкновенно в кухне тепло и весело и все суетятся. А тут плита погасла, и посуда была убрана, и в такой час никто не думал о еде.
— Ну что, кончила она? — спросила мама.
— Да, мама, — ответил я.
— Что же она делает? — спросила мама.
— Ничего не делает. Сидит,
— Я пойду посмотрю, — сказал отец.
ebooksa