И снова повторил: «О решении». На этот раз он даже не сказал: «Ерунда».
Немец бросил быстрый взгляд на британца, потом снова на американца.
— Вы, — сказал он.
— Да, — сказал американец. — Решение подразумевает выбор.
Немец взглянул на британца.
— Вы.
— Согласен, — сказал британец. — И да поможет нам Бог. Немец сделал паузу.
— Прошу прощенья?
— Виноват, — сказал британец. — В таком случае просто да.
— Он сказал: «Да поможет нам Бог», — обратился американец к немцу. Почему?
— Почему? — спросил немец. — Вы задаете этот вопрос мне?
— На этот раз мы оба правы, — сказал американец. — Во всяком случае, незачем ломать над этим голову.
— Итак, — произнес немец. — Это вы двое. Мы трое.
Он сел, взял скомканную салфетку, придвинулся вместе с креслом к столу, поднял бокал, выпрямился и застыл с той же церемонной почтительностью, как и прежде, когда стоя провозглашал тост за хозяина, поэтому даже теперь в этой неподвижности был какой-то сдержанный вызов, словно в беззвучном щелчке каблуков; бокал он держал на уровне жестко поблескивающего матового монокля; по-прежнему не двигаясь, он, казалось, бросил быстрый взгляд на бокалы остальных.
— Прошу вас наполнить бокалы, господа, — сказал он. Ни британец, ни американец не шевельнулись. Немец, сидя напротив них с церемонно поднятым бокалом, сказал непреклонно и сдержанно, даже не презрительно:
— Итак. Остается лишь ознакомить вашего главнокомандующего с той частью нашей дискуссии, какую он захочет услышать. Затем официальная ратификация нашего соглашения.
— Официальная ратификация чего? — спросил старый генерал.
— В таком случае общая ратификация, — сказал немец.
— Чего? — спросил старый генерал.
— Соглашения, — ответил немец.