Саван алой розы

22
18
20
22
24
26
28
30

Ничего любопытного Воробьеву, в общем, выяснить не удалось. Да Кошкин и не ждал, ибо тогда отдал бы компанию на растерзание более опытным сыщикам. И все-таки был разочарован, вновь задумавшись, так ли ему нужен Воробьев в помощниках?..

– Не густо… – мрачно прокомментировал он, возвращаясь к дневникам.

Подразумевалось, что Воробьев на том и откланяется, но, совершенно не видя настроения начальника, тот ишь уселся в кресле поудобнее.

– Полагаю, Соболев-младший – обыкновенный бездельник, ничего примечательного. С вашего позволения, Степан Егорович, я бы присмотрелся сильнее к старшему брату. Как-никак, именно Денис Соболев более всех выиграл от смерти мачехи. Разве это не основы сыщицкого ремесла? Cui bono?13

Кошкин поймал себя, что безотчетно играет желваками и более всего мечтает сейчас, чтобы Воробьев просто убрался из его кабинета. Подозревать Соболева? Сомневаться в нем? Еще чего! Только этого ему сейчас не хватало! Ему нужна добрая дружба и поддержка банкира в деликатном вопросе со Светланой, а не основания, чтобы упечь его за решетку.

– А кроме того, те самые дневники, – Воробьев, все еще нечуткий к настроению начальства, кивнул на акварельную обложку, – разумеется, их мог взять лишь кто-то из домочадцев Соболевых. Александра Васильевна отчего-то подозревает жену Соболева… но, на мой взгляд, их вполне мог забрать ее брат. В последний раз она видела тетради перед завтраком – а Денис Васильевич уехал в банк все-таки несколько позже. Что вы об этом думаете, Степан Егорович?

Воробьев со вниманием ждал ответа, даже прищурился.

– Я думаю, – отозвался Кошкин, изо всех сил стараясь казаться бесстрастным, – что обсуждать виновность в столь варварском преступлении Дениса Соболева – это несерьезно.

– Но позвольте…

– Поверьте моему опыту, Кирилл Андреевич! Такой, как Соболев, действовал бы иначе, а не забил бы мачеху до смерти молотком.

Воробьев, конечно, был разочарован – но не смущен. Идеей вины Соболева он, похоже, увлекся всерьез.

– Напомню вам, Кирилл Андреевич, еще об одной зацепке, – сказал тогда Кошкин. – Цыганка, которую Ганс Нурминен повстречал на Финляндском вокзале, и которая, якобы, его опоила. Недурно бы найти ее и выяснить – правда это все или выдумка.

Воробьев оживился – и слава Богу.

– Да, вы правы, я тоже о ней думал, – подхватил он. Поправил очки: – неужто позволите мне заняться этим самому?

– Вполне. С допросом компании на даче Соблевых вы справились неплохо, – солгал он, – для первого раза. Возьмите людей и попытайтесь эту даму отыскать. Городовых поспрашивайте – наверняка помогут.

Отыскать цыганку в красной юбке на Финляндском вокзале – все равно, чтобы отыскать иголку в стоге сена. Но Воробьев бросился выполнять задание со всей прытью. И слава Богу. Значит, занят будет надолго.

Кошкин же, сверившись с часами, поспешил домой, переодеваться к ужину с Соболевым.

* * *

От переезда Светлана по-прежнему решительно отказывалась, ссылаясь, что стражника-полицейского для ее спокойствия вполне достаточно. И что квартиру эту она обживала целый год, привыкла к ней, полюбила Дуняшу и бросать все совершенно не хотела. Именно бытом Светлана была занята целыми днями и, как казалось Кошкину, это ее ничуть не тяготило.

Однако сейчас, она явно была недовольна, наблюдая, как Кошкин старательно наряжается в пикейный жилет и галстук, примеряет то синий, то черный смокинг для похода в ресторан – без нее. Раз, другой, третий она, будто нечаянно, прошла мимо гардеробной, стреляя в его сторону зелеными глазищами. И не выдержала, в конце концов.