Саван алой розы

22
18
20
22
24
26
28
30

Муж нахмурился, совершенно не понимая ее недомолвок и явно устав от них.

– А я и впрямь собирался ехать, уже пообещал. И, потом, даже Валентина едет с Глебовым – театр оставила ради него!..

– Ах, снова Валентина! – вскричала Роза. – Ну так и езжай с ними, третьим, авось назад отобьешь свою актрису!

– Быть может, и поеду, и отобью! – взорвался криком Шмуэль. – Она, по крайней мере, меня всегда понимала!

И, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка, ушел прочь.

Тем же вечером Роза умудрилась повздорить с самой Валентиной – уверенная отчего-то, что жаловаться ее благоверный отправился именно к бывшей любовнице. На ночь в спальню мужа она снова не пустила, а проснувшись наутро далеко за полдень, обнаружила, что он вовсе уехал. И Валентина уехала – так ей показалось.

Обозленная, Роза села писать матушке. Рассказала, что гостит у друзей, что жива, здорова, и что непременно вскорости ее навестит. Про себя решила, что и впрямь навестит – со Шмуэлем или без него. И упросила лакея доставить письмо немедля по домашнему своему адресу.

Глебова Роза весь этот день избегала. Лишь к вечеру, Лезин невесть как уговорил ее поехать с ними смотреть фейерверки в сад Излера.

А Розе утопиться хотелось – какие уж тут фейерверки? Но все же она поехала.

* * *

Много позже Роза поняла, что, наверное, братья выпытали ее местонахождение у лакея, доставившего матушке ее письмо тем утром. Как бы там ни было, Осип и Борис выследили ее, схватили прямо среди разговора с мужем и бесцеремонно бросили в седло. Увезли домой. Заперли в ее девичьей комнате. Гвоздями приколотили тяжелый навесной замок на дверь и отворяли его только для того, чтобы принести ей питье и еду. Окна не трогали, видно решили, что из комнаты на третьем этаже ей никуда не деться.

Да и Роза и не пыталась сбежать, даже не мыслила о том…

Едва она оказалась в родительском доме, как тотчас перестала быть мужней женой и объектом чьего-то вожделения. Мерзавец Глебов. Пройдоха Лезин. Веселый, в вечном ощущении праздника дом, из окна которого ей порою хотелось выброситься. Нагая Журавлева в лодке среди цветов. Живая она была или нет – Роза долго еще не знала. Да уже и не хотела знать. Все это стало нереальным, будто безумный сон. Чьим-то далеким прошлым.

Даже Шмуэль.

Пожалуй, лишь его судьба интересовала Розу, но о нем она тоже не знала ничего. Первое время даже думала, что братья попросту убили его на той тропке у Черной речки…

Здесь и сейчас Роза была сестрой и дочкой. Нашкодившей непослушной девчонкой. Крепко знающей, что виновата, и готовой понести справедливое наказание. И наказание не заставило себя ждать. Сперва матушка, задрав ей юбки, так отхлестала хворостиной так, что Роза несколько дней не могла сидеть. Но то оказались цветочки. Роза даже радовалась матушкиным визитам, поскольку первое время она была единственной, кто вовсе навещал ее, запертую в спальне.

Отец с нею не разговаривал. Даже видеть ее не желал – Роза только слышала через дверь его голос, когда он беседовал с матушкой или братьями. И голос этот, брезгливый, с явными нотками отвращения – отвращения к ней, его единственной дочери – разрывал Розе душу. Она готова была в ногах у него валяться, руки целовать, чтобы только батюшка, как раньше, сказал ей хоть одно слово. Пусть и не ласковое – любое.

Матушка ругала ее почем зря, выговаривала, что она опозорила семью, опозорила их всех, даже невестку и младенца-племянника. Что младший брат теперь не сыщет себе хорошей жены, поскольку двери в приличные дома им попросту закрыты. А главное, что никто не станет вести дел с ее отцом, и они все умрут в нищете. Все из-за Розы. Правда то или нет, но матушка верила в это – голос ее неподдельно дрожал, а глаза были полны слез. Поверила и Роза.

Потом братья стали понемногу говорить с нею. Пусть через губу и строго по делу, но все же. Выспрашивали, кто он, ее муж, кто их венчал и где. Выпытывали про Глебова, про Лезина, про Журавлеву.

А потом… должно быть, матушка над нею сжалилась. И братьев приструнила. Ибо Розу вдруг начали считать не виновницей всех бед человеческих, а безвинною жертвой. Обманутой со всех сторон. Матушка плакала, а к Розе привели лютеранского священника, который объяснил ей, что Шмуэль воспользовался ее доверчивость, увез ее от родителей тайно, преступно. Не сказал, что еврей, а это большой грех. Обманул. А значит, и брак их ровным счетом ничего не значит. Недействителен, если говорить официальным языком.