Неизбранная

– Тише, – Вэл кивает на мужчину. – Прошнутшя можетш он.

Я скрещиваю руки на груди, когда мы заворачиваем за угол:

– Я и сама знаю.

– Ага, – фыркает она в ответ, и я бросаю на неё недовольный взгляд.

Темницы, мимо которых мы проходим, полны разбойников. Кто-то умоляет освободить их, а кто-то спокойно спит. От одного из заключённых меня бросает в дрожь. Он такой огромный, что еле помещается в камеру, и руки его исполосованы страшными шрамами. Даже во сне он выглядит чудовищно. Честно говоря, я рада, что не столкнулась с ним в Валенде в ту ночь, когда всё случилось.

Я сжимаю челюсти. Сейчас не время думать об этом. Нужно найти Фемуса. Знакомое хныканье из соседней камеры отвлекает меня от мрачных мыслей.

– Фемус!

Листовик прижимается к дальней стенке темницы. Его подвеска-расширитель валяется на каменном полу, разбитая на несколько частей, а глаз вернулся в глазницу. Он покраснел, и Фемус усердно его начёсывает. Когда он замечает меня, его обвисшие уши приподнимаются.

– Леда! – вопит он и бросается к решётке, вжимаясь в неё лицом. – Я знал, что ты придёшь за мной! Другие люди говорили, что ты не придёшь, потому что обычно никто не заботится о листовиках, и я немного волновался. Но ты пришла! Ура!

– Тшихо, – жестикулирует Вэл, но поздно. Стражник просыпается. О нет!

– Эй! – кричит он, махая нам рукой. – Отойдите от узников, дети!

– Видишь, Вэл, даже он считает тебя ребёнком! – срываюсь я.

Её глаза, обращённые на стражника, превращаются в маленькие щёлочки, и акцент почему-то усиливается:

– Я подроштшок. Тшринадцатшь мне уже!

– Глупости, ты ещё ребёнок, – морщится стражник. – Но это неважно. Убирайтесь отсюда, детям небезопасно находиться рядом с узниками.

– Но Фемус не сделал ничего плохого, – объясняю я, показывая на его темницу. – Его схватили только за то, что он листовик.

Стражник вздыхает:

– Я знаю, детям вроде вас сложно понять, но листовики опасны. Они едят людей.

– Нет, не едим! – протестует Фемус. – Почему ты говоришь о нас такие гадости?

– Молчи, листовик! – огрызается стражник, из-за чего уши Фемуса снова сникают.