Впрочем, и бежать-то осталось совсем недалеко, и минуту спустя самые быстроногие уже добежали до берега и стали раскапывать груду стружек, сваленных под горой. Там, под мокрыми стружками, почерневшими от непогоды, оказались совсем сухие, золотистые стружки. И к тому времени, когда подтянулись к речке тылы похода с ведрами и с кастрюлями, под защитой горы уже сложено было четыре больших костра. Только костры эти не горели, и ребята, сколько ни искали, так и не могли найти ни одной сухой спички.
Были спички у Андрюши Старосада, да так размокли, что у них даже головки расплылись… Были спички у Марины Ореховой, да она, как ударил гром, все растеряла с испугу, а потом все нашла, а спички так и не нашла…
И когда Константин Георгиевич подошел и посмотрел на эти сухие, готовые пылать и греть костры, он тоже полез было в карман, да вспомнил, что отдал спички Косте, и только рукой махнул. А тут и Костя подошел. Подошел, встал и молчит.
— Вот, брат, видишь! — сказал Константин Георгиевич. — Плохо наше дело. Теперь были бы и сухие и сытые, а то будем, голодные да холодные, зубами лязгать, как волки. Не уберегли мы спички…
— А я уберег, кажется… — сказал Костя и протянул Константину Георгиевичу сухой коробок.
Константин Георгиевич посмотрел на Костю, посмотрел на спички, открыл даже коробочку, опять посмотрел на Костю и, наконец, спросил:
— Да как же ты их уберег-то?
— А я коробочку засунул в кружечку, а снизу прикрыл ладошкой. Вот так, — сказал Костя. — Сперва неловко было, у меня кружечка на ремешке висела, а потом я отстегнул, а тогда уж было совсем ничего…
— Эй, костровые, — весело крикнул Константин Георгиевич, — давай разжигай, спички есть! А Костя наш, ребята, молодец, просто золото! Смотрите, какая смекалка!
Минут через пять жарким пламенем пылали высокие костры и пар валил от мокрой одежды ребят. Всем стало тепло и весело, и не верилось, что так недавно все дрожали от холода и не могли придумать, чем разжечь огонь…
А еще через час, когда все основательно высохли и плотно пообедали, никто уже и не вспоминал о недавнем дожде, о страшной молнии и о черной туче…
Только утром, на линейке, вспомнили все это, когда старший вожатый громко, на весь лагерь, произнес:
— Пионер четвертого звена шестого отряда Великанов Костя — на флаг!
И Костя гордой поступью подошел к мачте, и, послушный его маленьким умелым рукам, побежал к вершине мачты алый пионерский флаг.
А с двух сторон дробным громом гремели барабаны, и горны звонко пели о том, что даже самый маленький пионер может сделать большое дело.
Рассказ учителя
Лето я провел на каспийских промыслах и теперь на попутном катере возвращался с моря. Жестокий шторм, бушевавший четверо суток, стих, и с ночи стоял полный штиль.
Пробираясь протоками волжской дельты, мы все утро любовались сочной зеленью берегов, а в полдень, распрощавшись с попутчиками, я сошел с катера и по раскаленной солнцем земле зашагал к пристани.
Тут, в знойном мареве, стоявшем над рекой, показалась корма уходящего парохода. Я прибавил шагу, но сразу понял, что спешить уже некуда, сбросил с плеча тяжелый вещевой мешок и устроился в тени могучего осокоря, чтобы обдумать свое положение.
Следующий пароход — так значилось в расписании — придет через сорок восемь часов. Невеселое дело — скучать двое суток. Но «нет худа без добра»: мне давно хотелось выкроить денек-другой, чтобы побродить по лабиринту узких проток волжской дельты.
ebooksa